Уничтоженные храмы. От запрета колокольных звонов к разрушению храмов

Уничтожение колоколов

После Октябрьского переворота 1917 г., церковные колокола стали особенно ненавистны новой власти. Колокольный звон посчитали вредным, и к началу 30-х годов все церковные колокола замолчали. По советскому праву все церковные здания, равно и колокола, перешли в распоряжение Местных советов, которые «исходя из государственной и общественной нужды, использовали их по своему усмотрению». В 1933 г. на секретном заседании ВЦИК был установлен план по заготовке колокольной бронзы. Каждая республика и область получала ежеквартальную разверстку на заготовку колокольной бронзы. В течение нескольких лет, плановым порядком, было уничтожено почти все, что Православная Русь бережно собирала несколько столетий.

Закрытие более 20-ти специализированных заводов по производству колоколов привело к утрате навыков в этом древнем ремесле, а профессиональные знания, по крупицам собиравшиеся многими поколениями русских литейщиков, были забыты. Дольше других работали заводы в городе Валдае – братьев Усачевых и Г.М. Андреева, которые в последние годы отливали пожарные, станционные и рыбацкие колокола. К 1930 году прекратили свое существование и они.

До сих пор никто не может сказать даже приблизительно, сколько колоколов было уничтожено за эти годы. Часть из них погибла вместе с храмами, другие уничтожались намеренно, а некоторые предназначались «для нужд индустриализации». Не избежали этой участи и колокола, отлитые прославленными мастерами для Ивана Великого, Храма Христа Спасителя, Исаакиевского собора, Соловецкого, Валаамского, Симонова, Саввино-Сторожевского монастырей, сотен и тысяч храмов, соборов, монастырей по всей территории бывшей Российской Империи. В 1929 г. сняли 1200-пудовый колокол с Костромского Успенского кафедрального собора. В 1931 г. были отправлены на переплавку многие колокола Спаса-Евфимьева, Ризоположенского, Покровского монастырей Суздаля. В Москве не осталось ни одного колокола.

Большинство церковных колоколов было уничтожено. Небольшая часть колоколов, представлявших художественную ценность, была взята на учет при Наркомпросе, который распоряжался ими самостоятельно «исходя из государственных нужд». Другую часть изъятых колоколов отправили на крупные стройки Волховстроя и Днепростроя для технических нужд (изготовление котлов для столовых!). Своеобразное применение части московских колоколов нашли в 1932 г. столичные власти. Из 100 т церковных колоколов отлили бронзовые горельефы для нового здания библиотеки имени Ленина.

Для ликвидации наиболее ценных колоколов было принято решение о продаже их за границу. «Наиболее целесообразным выходом для ликвидации у нас уникальных колоколов, является вывоз их за границу и продажа их там наравне с другими предметами роскоши…», – писал идеолог атеизма Гидулянов.

Так в США, в Гарвардском университете, оказались уникальные колокола Данилова монастыря. Уникальные колокола Сретенского монастыря были проданы в Англию. Огромное количество колоколов ушло в частные коллекции.

Надвратная 30-ти метровая колокольня Храма Симеона Столпника была снесена накануне Отечественной войны, как возможный ориентир для налетов вражеской авиации.

Уничтоженные храмы. От запрета колокольных звонов к разрушению храмов

Разрушение православных храмов в 30-е годы прошлого века в нашей стране означало не просто разрушение культовых сооружений, но, в первую очередь, подразумевало разрушение веры людей.

Особое место в этом процессе занимает 1932 год. Он знаменателен тем, что тогда экономика Советского Союза переживала черезвычайное напряжение, обусловленное форсированной индустриализацией и массовой коллективизацией крестьянских хозяйств. Мировой экономический кризис 1929-1933 годов не мог не отразиться на состоянии внешнеторгового баланса СССР. Для проведения индустриализации и перевооружения на ее основе Красной Армии Советскому государству требовалась валюта – для покупки за рубежом необходимого оборудования и машин. Экспортные возможности СССР в тот период были невелики и опирались на вывоз зерна, леса, минеральных ресурсов. В начале 1930-х годов рубль обесценился в 5-10 раз, в то время, как номинальная заработная плата выросла лишь в 3 раза. Рынок не преминул отреагировать на девальвацию рубля ростом цен. Ухудшилось положение с продовольствием: 1932-33 годы были голодными. Падала производственная дисциплина. В Марийской автономной области как раз в 1932 году участились случаи прогулов рабочих и срыва производственных планов.

Сознание людей тех лет многие события и явления воспринимало сквозь призму идеологических кампаний; лексика того времени была военной: страна Советов мыслилась как осажденный лагерь среди вражеского окружения, и все, что так или иначе не отвечало интересам социалистического строя и его идеологии, рассматривалось как помощь врагам страны, вставшей на путь невиданного в мире социального эксперимента. «Кто не с нами, тот против нас» – такова была логика мышления человека, уверовавшего в возможность построения коммунистического общества. Эта новая религия была несовместима с любой другой религией. Но бороться с Православной Церковью ко всему прочему означало бороться со старой деревней, с прежним укладом жизни, с крестьянстом. Поэтому не случайно, что наряду с коллективизацией в мае 1932 года в СССР была объявлена безбожная пятилетка (1932-1937), поставившая задачей к 1 мая 1937 года покончить с религией вообще и закрыть все храмы с тем, чтобы даже не упоминалось имя Бога. Бог теперь был один – большевистская партия во главе со Сталиным.

Вот такой фон имеют события, которые имели место в Йошкар-Оле в последнюю декаду апреля 1932 года. В тот год пролетарский праздник 1 мая совпал с православной Пасхой. 17 апреля 1932 года в Йошкар-Оле прошло собрание различных представителей от профсоюзов, на котором обсуждался план проведения первомайского праздника и антипасхальных дней. Было отмечено, что «подготовка развернута слабо, а некоторые месткомы ее даже и не начинали» 1 . На собрании было принято постановление, в котором, в частности, говорилось: «Выделить бригады на мобилизацию средств. В подшефных колхозах по готовности к севу во всех месткомах провести летучие митинги и собрания с разъяснением антирелигиозной пропаганды, требовать прекращения колокольного звона и вообще передачи их (колоколов) в фонд индустриализации, на оборону СССР. Оживить работу ячеек Союза воинствующих безбожников, организуя кружки изучения антирелигиозной пропаганды» 2 .

На следующий день, 18 апреля, в «Марийской правде» была опубликована статья о том, что колокольный звон в дни «кулацко-поповской пасхи» следует запретить, а колокола снять и сдать в фонд обороны страны.

Чтобы придать законность акции, все было подано так, как будто инициатива запрещения колокольного звона исходила снизу – от рабочих типографии. Далее все пошло по нарастающей, по законам политической кампании. 19 апреля 1932 года прошли собрания: рабочих и служащих кирпичного завода, электростанции 3 , служащих госбанка 4 , студентов и преподавателей Марпединститута 5 , посетителей кинотеатра «Восток – кино» 6 . 20 апреля 1932 г. были организованы «летучие митинги» в мастерских города – в сапожной, поливочной, кондитерской, где работали инвалиды 7 . 21 апреля 1932 года состоялось профсоюзное собрание в Мароблисполкоме 8 .

Резолюции принимались самые радикальные, вроде той, которую «единодушно» приняли зрители перед началом киносеанса в Йошкар-Олинском кинотеатре «Восток-кино»: «Заслушав информацию тов. Гаева о запрещении колокольного звона, зрители кинотеатра «Восток-кино» (600 человек) присоединяются к предложению газеты «Марийская правда» о запрещении колокольного звона, как в пасхальные дни, так и на все время, и ходатайствуют перед городским Советом о вынесении на этот счет соответствующего решения. В ответ на попытку капиталистов напасть на Советский Союз будем крепить оборону, сдадим на оборону церковные колокола, будем изучать военную технику и крепить ряды Осоавиахима и Союза воинствующих безбожников» 9 .

Заметим, что в данной резолюции все ловко смещено и объединено: и военная угроза (которой в 1932 году еще не было, а было лишь резкое ухудшение англо-советских отношений), и оборонная работа, и соцсоревнование, и построение социализма, которое никак не было возможно, по мысли авторов резолюции, без отмены церковного праздника – Пасхи. Если ты за Пасху – значит, ты против социализма, против обороны страны и т.п. – такова была логика.

Понятно, что при такой постановке вопроса, да еще при наличии требований «снизу» – от коллективов трудящихся, Йошкар-Олинскому городскому Совету не оставалось ничего иного, как «идя навстречу единодушно выраженному желанию рабочих масс, трудящихся, профсоюзных организаций и всей советской общественности о прекращении колокольного звона в церквах г. Йошкар-Ола и учитывая, что колокольный звон отвлекает от работы и понижает производительность труда служащих государственных учреждений, предприятий и общественных организаций, особенно находящихся вокруг церквей, ходатайствовать перед комиссией по рассмотрению религиозных вопросов при Марийском облисполкоме воспретить колокольный звон в Вознесенской и Троицкой церквах на все время» 10 . 28 апреля 1932 года указанная комиссия удовлетворила это ходатайство, но снятие колоколов не разрешила, оставив вопрос открытым 11 .

Власти не без основания опасались людского возмущения: все-таки в 20-е годы Пасха была в числе официальных выходных дней и ее празднование не возбранялось и не преследовалось. Во-вторых, не исключалось, что в случае жалобы верующих во ВЦИК, московская комиссия могла потребовать отменить решение местных властей, как иногда и случалось. Лишь когда спустя три недели после названных событий в Москве была объявлена «безбожная пятилетка», целью которой было изменить сознание людей и выкорчевать другие религии и, в первую очередь, Православие, разрушению церквей был дан «зеленый свет».

К 1 января 1936 года в Маробласти было закрыто 69 храмов, из которых 48 были отданы под клубы, библиотеки, кинотеатры и школы, 12 использовались как складские помещения, а 9 находились в запустении 12 . По рассказу старожила города Б.В. Бабушкина, в Вознесенской церкви г. Йошкар-Олы в 1933 году прекратились богослужения после трагического случая, когда во время службы молнией убило священника, державшего крест. В церкви была устроена изостудия, а затем, в 1936 году, она использовалась как склад. В дальнейшем церковь была переоборудована в завод пивобезалкагольных напитков, который просуществовал более полувека.

В Воскресенском соборе до 1944 года – когда была разрешена церковная служба – находился кинотеатр «Октябрь». Колокольня собора использовалась пионерским клубом, а на втором ее этаже располагалась библиотека.

Разрушенная Троицкая церковь в г. Йошкар-Оле была отдана под сельхозмастерскую.

Процесс, начатый в Красном городе в 1932 году кампанией против колокольного звона, всего за несколько лет привел к прекращению деятельности церквей и их разрушению. В настоящее время восстановленной может считаться только Вознесенская, да и то – не в полной мере. Тихвинская кладбищенская церковь также не имеет того внешнего облика, какой существовал до разрушения храма. То, что это стало возможным, берет свое начало в богоборческой кампании, которая порушила веру во многих людях, а уж потом – и храмы.

Колокольный звон приговорили к тишине

В СССР проводились не только антиалкогольные, но и антиколокольные компании

29.01.2015 в 15:51, просмотров: 7662

85 лет тому назад Москва онемела – в прямом смысле этого слова. У Первопрестольной отняли ее «природный» голос, окрепший за долгие века. 30 января 1930 года решением местных советских властей в городе были запрещены колокольные звоны.

Судя по тексту документа, Президиум Облисполкома и Моссовета принял его «идя навстречу массовым требованиям со стороны общественных и рабочих организаций». Публика, якобы, требовала положить конец церковным традициям, пропагандирующим распространение религиозного дурмана.

На самом деле январское постановление (тогда же – по странному совпадению! – были объявлено табу на церковные звоны и в некоторых других регионах страны) стало лишь очередным шагом в многолетней борьбе коммунистических властей с колоколами. С самого начала новые «хозяева страны» увидели в этих бронзовых красавцах врагов, которые таили в себе опасность возникновения контрреволюционных мятежей. Ведь как на Руси затевались бунты народные? – Для возникновения очага смуты достаточно лишь в подходящий момент ударить в набат, а там пойдет заваруха!

В 1923 году появилось «антиколокольное» постановление властей., которое запрещало набат. «Виновные в созыве населения набатным звоном, тревожными гудками и т. п. способами с контрреволюционными целями предаются революционному трибуналу». Но никакой расшифровки признаков «контрреволюционности» при этом в документе не содержалось, – полная свобода трактовки «на местах».

На следующем этапе последовали «фрагментарные» запреты обычных церковных звонов. Настоятелям отдельных храмов в городе поступали распоряжения от властей перестать использовать колокола, поскольку их звон мешает обитателям соседних зданий. «Колокола причиняют,огромные помехи нормальному течению занятий в учреждениях, учебных заведениях, больницах и т. п… – писал один из активных противников звонов. – Колокольный звон временами буквально раздирает уши. » Звуки перезвонов вдруг повсеместно стали раздражать больных, отвлекать школьников от учебы, а рабочих – от ударного труда. (Такой случай зафиксирован в конце 1920-х, например, сразу с несколькими церквами, расположенными у Серпуховской заставы: на их «отвлекающий» звон поступила жалоба от работников бывшей Сытинской типографии, расположенной неподалеку. Вот ведь какой тонкий слух был у этих передовиков полиграфического производства: они умудрялись расслышать отдаленные звуки колокольной меди среди грохота печатных и наборных машин!)

Весной 1926 года Наркомат внутренних дел и Наркомат юстиции разослали по регионам инструкцию «О порядке пользования колокольнями». Там, в частности, указывалось, что звон нередко «нарушает нормальное отправление общественного правопорядка и особенно стеснительно отражается на жизни городских поселений». На основании этого документа местные власти получали почти неограниченные права регламентировать порядок церковных звонов по своему усмотрению, мнение церковнослужителей при этом значения уже фактически не имело. Согласно новому документу, устройство так называемого «красного звона» (с употреблением самых больших колоколов) разрешалось лишь при воскресных и праздничных службах. Отныне попадала под категорический запрет вековая русская традиция, когда в дни самых главных церковных праздников – на Пасху, например, в течение дня любой желающий мог подняться на колокольню и позвонить в колокола. Кроме того наркоматская бумага запрещала (еще раз) набат «для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти».

Некоторое время спустя упомянутая инструкция была подкреплена еще одним еще более весомым антиколокольным документом. 6 декабря 1929 года вышло постановление НКВД «Об урегулировании колокольного звона», вводившее жесткий регламент в расписание церковных перезвонов.

Помимо «звукового дискомфорта» был у сторонников антиколокольной кампании и еще один очень веский аргумент. На сей раз – чисто экономический. Ведь колокола отлиты из медного сплава, а это же ценнейший материал, столь необходимый для растущей советской промышленности! И значит.

Атаку на утилизацию церковных колоколов возглавил бывший профессор богословия В. П. Гидулянов, выпустивший брошюру «Колокола на службе магии и царизма». Предисловие для этой книжоночки в редакции сочинили залихватское. «С каждым годом насильнический звон этот становится все тише и тише. Наступило время, когда церковные колокола должны окончательно замолчать по всей земле СССР. безоговорочно уступив место трудовым фабрикам и заводским гудкам. Сегодняшним делом, – именно делом активных безбожников, по нашему убеждению, должно быть дело передачи огромнейшего количества ценного металла – колоколов (все еще работающих у нас на пользу эксплуататорских классов) – кузнецам пятилетнего плана, поднятия нашей, советской промышленности». Сам Гидулянов писал конкретнее: «Волховстрою и Днепрострою нужны материалы для электролитической работы. При переработке колокольного сплава электролитическим путем СССР приобретает значительное количество. меди, олова и цинка, являющихся у нас дефицитом еще с первых месяцев империалистической войны». А дальше – еще более гениальное профессорское «ноу-хау»: «Наиболее целесообразным выходом для ликвидации у нас уникальных колоколов является вывоз их за границу и продажа их там наравне с другими предметами роскоши. »

В кампании приняли активное участие тогдашние газеты. Публикациями на эту тему отметилась и столичная «молодежка». «Церковные колокола, обращенные в металлическое сырье, могут дать нашей промышленности по одной только Московской области до 2 тысяч тонн цветного металла. … Многие районы СССР уже приступили к снятию колоколов. Это мероприятие не встретило сопротивления верующих. Например, в Калуге по соглашению с верующими были сняты колокола со всех главных церквей.» («МК» 30 ноября 1929 г.)

Энтузиасты-«рационализаторы» из Союза воинственных безбожников провели подсчеты, согласно которым за счет тотальной утилизации колоколов по всей России можно «добыть» для советской республики более 250 тысяч тонн бронзы.

Общее количество снятых в те годы с колоколен, разбитых и переплавленных, вывезенных за границу колоколов не поддается учету. Достаточно сказать, что, как выяснили впоследствии исследователи, на всю Москву с ее дореволюционными «сорока сороками» уцелело в итоге всего-навсего два полностью сохранившихся комплекта колоколов (один из них принадлежит Ильинской церкви в Черкизове).

Результаты кампания по запрету колокольных звонов в Москве и некоторых других крупных городах европейской России были высоко оценены участниками состоявшегося в 1930 году очередного съезда Союза воинственных безбожников. По ходатайству, с которым обратился от его имени руководитель СВБ Е. Ярославский, ВЦИК даже рассматривал вариант закона о прекращении колокольного звона на всей территории Советской России. Однако до такой крайности тогдашние «красные министры» все-таки не дошли.

Церковные звоны уцелели на российской «периферии». А в столице некоторое время спустя они возродились кое-где в уцелевших действующих храмах – хотя и в «камерном» виде: чаще всего небольшие наборы колоколов вешали внутри здания – неподалеку от входа, в углу трапезной, – так что их звон практически не долетал до ушей прохожих на соседней улице. После начала «церковной оттепели», устроенной Сталиным во время войны, некоторым соборам и особо почитаемым храмам в крупных городах (например, Елоховскому собору в столице) было возвращено право устраивать праздничные звоны. Окончательно «колокольное табу» образца 1930 года было снято уже с началом перестройки в стране. Сейчас в Москве насчитывается около 350 храмов и монастырей, имеющих собственный комплект колокольных «голосов».

Справка «МК»: В первые годы борьбы с колоколами в Стране Советов их утилизировали довольно бестолково. Например, в 1919 году в Костроме решили употребить металл от нескольких крупных колоколов, реквизированных в местных монастырях, для отливки огромных котлов, используемых в общественных столовых. Позднее, в 1932 году, была задокументирована попытка использовать бронзу колоколов, снятых с нескольких московских храмов, для изготовления бронзовых горельефов великих деятелей мировой культуры, которые должны были украсить фасады нового здания библиотеки имени В. И. Ленина.

Справка «МК»: Ученые установили, что волна, распространяемая колоколом, убивает болезнетворные бактерии в радиусе нескольких километров. По мнению некоторых специалистов, звон колоколов спрособен обезвреживать вирусы гриппа, желтухи и даже уничтожает тифозную палочку. Наши предки, догадываясь об этом, во время эпидемий звонили в колокола круглосуточно. Кроме того ультразвук, присутствующий в колокольном звоне, угнетающе действует на организмы мышей и крыс, и потому в России раньше использовали их для «звуковой дезинсекции».

Источники:

http://expo.pravoslavie.ru/other/444.html
http://www.mari-eparhia.ru/library/konfer/2003/vostrikov/
http://www.mk.ru/social/2015/01/29/kolokolnyy-zvon-prigovorili-k-tishine.html