Умер Юрий Федорович Самарин – один из крупнейших славянофилов. Жаба С., Русские мыслители о России и человечестве

Самарин Юрий Федорович (1819-1876)

3 мая21 апреля 2007 года исполнилось 188 лет со дня рождения замечательного русского социального мыслителя славянофильского направления мысли, богослова, историка, одного из разработчиков проекта крестьянской реформы и общественного деятеля Ю.Ф. Самарина (1819-1876). К сожалению, до сих пор, к глубокому нашему изумлению не издано полностью его богатое наследие. Даже до революции, его сочинения полностью не вышли: в течение более 30 лет, вышло 11 томов из предполагавшегося 14 томного полного собрания сочинений. В последние 10 лет вышли всего лишь 3 книги (в одной из них была, единственная биография Б. Нольде) этого оригинального мыслителя и деятеля. Капля в море! Для современной России, которая только начинает выходить из новой смуты, было бы явно не лишним ознакомиться с богатым наследием такого замечательного мыслителя, как Юрий Фёдорович Самарин.

Ю.Ф. Самарин (1819-1876) принадлежал к знатному дворянскому роду. Он окончил словесное отделение философского факультета Московского университета (1838). В это время Самарин установил близкие отношения с К.С. Аксаковым, который находился, в то время, под большим влиянием немецкой идеалистической философии, особенно Гегеля. Идейное сближение Самарина с лидерами славянофильства А.С. Хомяковым и И.В. Киреевским начинается с 1840 года. Авторитет Хомякова в глазах Самарина был так велик, что он называл его “учителем Церкви”.

В 1844 году Юрий Фёдорович защитил в Московском университете магистерскую диссертацию “Стефан Яворский и Феофан Прокопович”. Хотя она была опубликована и представлена к защите лишь как часть обширного исследования, тем не менее и в таком урезанном виде этот труд явился одним из первых крупных философско-богословских сочинений славянофильской направленности, вышедших из печати и получивших известность.

В конце 30-х начале 40-х годов Самарин пережил увлечение философией Гегеля. В одном месте он отмечает следующее: “Я думал, что если наука существует как отдельная от искусства и религии сферы духа, то она должна быть сферою высшего, последним моментом развития идеи. “. Под наукой здесь подразумевается философия, а под философией – учение Гегеля. Между тем, молодой Самарин не во всём соглашался с Гегелем, и особенно в том, что касается философии религии. Кроме этого, он стремился развить и дополнить её собственными положениями, выявить коренные особенности православия, его фундаментальные отличия от католицизма и протестантизма. Многовековой спор между ними, считал он, должен был перенесён в сферу философии.

Однако позднее результаты собственных философских поисков и попытки обосновать их с помощью философии Гегеля не удовлетворяли Самарина. Он осознавал противоречивость своих воззрений, что философия требует большей ясности в ответах на поставленные вопросы. Выйти из этого затруднения ему помогли идеи о соотношении религии и философии выдвинутые Хомяковым.

В 40-е годы Юрий Фёдорович постепенно становится убеждённым сторонником религиозной философии. В письме к Н.В. Гоголю (1846) он писал, что прошёл полный круг философского развития именно благодаря новому пониманию христианства. В результате у Самарина сформировалось убеждение, что вера составляет “норму” и “закон” человеческого существования и помогает человеку осмыслить своё назначение. Христианство нельзя понять с помощью одного только разума, оно осознаётся всем существом человека во всей её полноте. Следование правилам логики не ведёт человека к пониманию истинной сущности веры, так как для этого необходимы сочувствие и любовь.

Эволюцию своих взглядов Самарин воспринимал сквозь призму развития современной ему мировой философии, которая пришла в её последней фазе к отрицанию не только религии, но любого трансцендентного, непознаваемого бытия. Своё новое состояние Самарин рассматривал как “начало новой жизни”. Для него теперь главное – это признание “живой истины” и возможности её постижения во всей её полноте.

Важной вехой в творчестве Самарина явилась напечатанная в “Московском сборнике” (1846) его статья, посвящённая повести В.А. Соллогуба “Тарантас”. В этой статье в своеобразной форме воспроизводится ряд ключевых положений славянофильского учения. Реформы Петра I, говорится в ней, затронули лишь верхний слой русского общества, оторвали этот слой от народа, который сохранил верность традициям своих предков, в обществе произошёл раскол, который, не преодолён до сегодняшнего дня.

В своей программной статье “О мнениях “Современника”, исторических и литературных” (1847), опубликованной в журнале “Москвитянин”, Самарин изложил исходные положения славянофильских воззрений. Здесь он опровергает точку зрения известного западника К.Д. Кавелина, высказанную им в очерке “Взгляд на юридический быт древней России”, согласно которой русская община всегда подавляла личность и поэтому постепенно пришла в упадок. По мнению же Юрия Фёдоровича, кризис переживала не община, а родовое устройство, являвшееся более низкой ступенью общественного развития. “. Общинное устройство составляет основу, грунт всей русской истории, прошедшей, настоящей и будущей”. Община хотя и не основывается на личностном начале, но обеспечивает широкое проявление свободы деятельности индивидов. Личное и общественное начала в России всегда сосуществовали в органическом единстве: вече родовое и родоначальник, вече городское и князь, вече земское или дума и царь.

Наиболее полно зародыши будущего общественного устройства проявились в истории Новгорода, где связь между личностью и обществом была органичной и обеспечивало их единство. Новгород не сумел сохранить и развить принципы своего общественного устройства, так как был только частью русской земли, а не всей Россией, тогда как государство “должно было явиться только как юридическое выражение единства всей земли”.

Конечно, далеко не все перечисленные Самариным от лица славянофилов положения могли быть ими всеми поняты и приняты однозначно, ибо полного единства во взглядах у них не было. Так, упор на необходимость укрепления государственного начала противоречил концепции “негосударственности” русского народа К.С. Аксакова, противопоставляющей интересы “земли” и “государства”. Здесь, именно и заключается отличие социальной позиции независимого публициста и мыслителя Аксакова от позиции государственного чиновника Самарина, служившего в министерстве юстиции, сенате, министерстве внутренних дел.

Как государственно мыслящий деятель, занимающий ответственные посты, Самарин видел в славянофильстве конструктивную национальную идею, способную инициировать насущные общественные преобразования в России, не разрушая существующей системы правления. Однако, общественные идеалы Самарина, сочетавшие консерватизм и призыв к национально ориентированным социальным реформам, вызывали непонимания и даже настороженность со стороны властей в Петербурге.

В 50-е годы Самарин, подобно многим другим русским мыслителям консервативного направления, пережившим увлечение немецкой философией (и прежде всего Гегелем), переходит на позицию её критики. Он видел рост популярности идей немецкого философа среди образованной молодёжи, которая, усвоив его систему воззрений, затем обращалась к материалистической философии и идеям социализма. Между ними и гегелевской философией существует, по мнению Самарина, непосредственная связь.

В статьях “Два слова о народности в науке”, “О народном образовании” и других работах, напечатанных во второй половине 50-х годов в славянофильской “Русской беседе”, Самарин продолжал развивать свои мысли о русской народности. Под народностью, согласно его словам, надо понимать не только отличительные свойства народа в данную эпоху, но и те идеальные начала, в которые он верит и к которым стремится. Народность, по Самарину, – непреходящее условие развития науки, её движения вперёд. История, т.о., развивается на основе совпадения народности с высшими требованиями человечества. Чем более они совпадают, тем выше тот или иной народ.

В конце 50-х годов Самарин все силы отдаёт работе по подготовке крестьянской реформы в России. Он стал одним из крупных общественных деятелей, внёсших реальный вклад в дело отмены крепостного права. В этот период он обосновывал требования, в соответствии с которыми должны быть освобождены крестьяне при сохранении общинного землевладения.

В 1861 г. Самарин работал над “Письмами о материализме” (труд остался незаконченным) стремясь доказать необходимость отрицания материализма как течения. В начале 70-х годов большой интерес у Самарина вызвала книга К.Д. Кавелина “Задачи психологии” (1872). Он подвёрг её критике в связи с тем, что взгляды автора на психологию исходит из одного общего начала. Это единое начало содержит в себе отличительные свойства физического и психического бытия, а соглашаясь с тем, что материальная среда определяет психику, человек становится на позиции материалистов.

В данном случае Самарин вполне справедливо считал, что нельзя обосновать сознание без помощи религии. Поэтому речь может идти о замене одной религии другой, о замене подлинной веры наукообразным суеверием. Он обратил также внимание на “полупозитивистское” мировоззрение Кавелина, согласно которому признаётся дуализм материи и психики, но одновременно утверждается, что в мире явлений материя определяет психику.

Споря с Кавелиным и Герценом относительно идеала свободной личности, Самарин писал, что “начало личное – есть начало разобщения, а не объединения”. “На личности, – пишет он, – ставящей себя безусловным мерилом всего, может основываться только искусственная ассоциация”. С этой точки зрения он рассматривал социализм как ещё один из вариантов подобной ассоциации.

В начале 70-х годов Самарин вёл полемику с видным представителем дворянского конституциализма генералом Фадеевым, автором книги “Русское общество в настоящем и будущем (Чем нам быть)”. Программу конституционной реформы, предполагавшую расширение политических прав и активную деятельность дворянства, Самарин расценил как внешне консервативную, а по сути дела “революционную”, расшатывающую общество.

Стремясь предотвратить революционные потрясения и социальные эксперименты, которые он предчувствовал, Самарин выдвигал программу укрепления государственной власти на окраинах (цикл статей “Окраины России”) и развития земского движения внутри страны. Самарин считал возможным создать создать “всесословное русское общество”. С этой целью он предлагал равные выборы по четырём социальным группам и податную реформу, предполагающую налоговое обложение, пропорциональное ценности имущества. Однако программа Самарина так и не была реализована.

Ещё одна важная тема, которая вплотную соприкасается с идеями Хомякова и Киреевского, посвящена иезуитам в России. По мнению славянофилов, латинская церковь, превратившись в государство, неизбежно стремилась к завоеванию, и иезуиты, вербовавшие людей в духовное подданство папе, удовлетворяли этой жажде власти. Самарин заметил в иезуитстве стремление заменить трудновыполнимое для обычного человека требование цельности духа, подавления эгоистического начала и жертвенной любви к ближнему на внешнее благочестие.

Интересны были, также, его мысли об одежде. Как и многие славянофилы, он придавал быту большое значение. Самарин отмечал подражание Европе со стороны русской аристократии, начавшееся со времен Петра I. Многие его идеи являются актуальными и для сегодняшнего дня. Вот что он пишет в одном месте: “Конечно, иногда, как например, в нашем дворянском кругу, перемена моды служит проявлением не свободного выбора, а слепого и бессознательного подражания, признаком внутренней пустоты и бессмыслия, а вовсе не сочувствия к чужой мысли. Но этого нельзя применить к русской одежде именно потому, что русскому народу мы не в чём не подражаем, что, надевая зипун и отпуская бороду, мы не увлекаемся общим движением, а идём ему наперекор, – следовательно, обнаруживаем самостоятельность мысли и воли”.

Вклад Самарина в развитие философии славянофильства был значительным. Философию он рассматривал как науку, потребность в которой испытывают все народы, в том числе и русский, отличающийся не только долготерпеньем (вспомним знаменитое стихотворение Ф.И. Тютчева), но, также, природным умом и высокой духовностью. Он стремился в большей степени, чем кто-либо из славянофилов, к укреплению внутри этого идейного течения, при этом избегая “славянофильских крайностей”, выражавшихся в ношении русской национальной одежды и пристрастии к другим внешним атрибутом народности. В полемике с критиками “московского направления” Самарин не допускал резких выражений и не задевал личности своих оппонентов.

Самарин принадлежал к типу деятелей, для которых было характерно стремление к синтезу традиции и нововведений и неприемлем путь экстремизма и радикализма. Его бывший оппонент Кавелин отметил в некрологе, что “высшее воспитательное, культурное значение имеют только те общественные деятели, у которых мысль и идея, убеждение и программа слиты в одно”.

Юрий Федорович Самарин

Ю́рий Фёдорович Сама́рин (21 апреля (3 мая) 1819, Петербург — 19 (31) марта 1876, Берлин) — русский публицист и философ.

Он испытал сильное влияние гегелевской философии, а после знакомства с К. С. Аксаковым сблизился с ведущими славянофилами: А. С. Хомяковым и братьями Киреевскими. Особенно сильным было воздействие на него идей Хомякова.

Содержание

Биография

Родился в богатой и родовитой дворянской семье; окончил курс в Московском университете по философскому факультету. Большие связи в высшем свете, отличное светское образование обеспечивали ему блестящую служебную карьеру, но она его не привлекала. Первоначально он увлекался Гегелем и пытался примирить с ним православие; затем под влиянием Хомякова примкнул к славянофильскому направлению и стал одним из талантливейших его представителей.

Богословские воззрения Хомякова Самарин воспринял всецело и пытался проводить их в замечательной диссертации о Стефане Яворском и Феофане Прокоповиче, которую он в 1844 г. защищал в Московском университете. В Яворском и Прокоповиче Самарин усматривал представителей двух начал — антипротестантского (момент единства) и антикатолического (момент свободы), которые соединены в православной церкви. Вследствие резких нападок на церковные преобразования XVIII в. в печати могла тогда появиться лишь третья, наименее значительная часть диссертации, под заглавием «Стефан Яворский и Феофан Прокопович, как проповедники» (М., 1844).

В 1844 г. Самарин поступил на службу, был секретарем 1-го департамента сената, потом перешел в министерство внутренних дел и в 1847 г. отправился в Ригу делопроизводителем комиссии, которой поручено было обревизовать тамошнее городское правление. Изучив все городские архивы, Самарин написал историю г. Риги («Общественное устройство г. Риги», СПб., 1852), изданную в ограниченном количестве экземпляров. Тогда же Самарин состоял при рижском генерал-губернаторе Е. А. Головине. Слухи о насильственном присоединении к православию эстов и латышей и о возбуждении их православным духовенством против помещиков побудили его написать в 1849 г. «Письма из Риги», в которых обсуждалось отношение к России прибалтийских немцев.

Письма эти, получившие распространение в рукописи, вызвали неудовольствие влиятельных сфер; Самарин был привлечен к ответственности по обвинению в разглашении служебных тайн. Благодаря личному вмешательству в дело имп. Николая I, который призвал к себе Самарина для объяснений, дело кончилось для С. 10-дневным арестом в крепости и переводом на службу в Симбирскую губ. Разъяснение положения дел в Прибалтийском крае и его отношений к России и позже занимало С. и вызвало целый ряд исследований, напечатанных им за границей под загл. «Окраины России» (5 вып., Берл., 1868-76). В числе их имеются и ценные исторические исследования, напр. очерк крестьянского вопроса в Лифляндии, но главным образом они посвящены задачам русской политики на окраинах.

Уже в своих «Письмах из Риги» Самарин указывал, что задачи эти заключаются в поднятии и укреплении тех общественных элементов, которые дружественно расположены к основному населению государства, — а такими элементами в Прибалтийском крае являются латыши и эсты, которые должны быть освобождены от немецкого влияния. В конце 1849 г. Самарин был назначен правителем канцелярии киевского генерал-губернатора Д. Г. Бибикова, которому много содействовал в выработке инвентарей. В 1853 г. Самарин вышел в отставку и подолгу жил в деревне, изучая быт и хозяйственное положение крестьян и все более и более убеждаясь в необходимости отмены крепостного права. Вместе с тем он приступил к изучению истории освобождения крестьян в Зап. Европе, преимущественно в Пруссии; в результате получилось обширное сочинение, которое в сокращенном виде напечатано было в журнале «Сельское благоустройство». С 1856 г. С. был деятельным сотрудником «Русской беседы».

Когда поднят был вопрос об упразднении крепостного права, Самарин был назначен членом от правительства в Самарском губернском комитете. В 1859 г. он был приглашен к участию в трудах редакционных комиссий, где работал в административном и хозяйственном отделениях, представляя вместе с кн. В. А. Черкасским и некоторыми другими славянофильское воззрение на народный быт. Деятельное участие принимал Самарин и в реформах, проведенных Н. А. Милютиным в 1864 г. в Царстве Польском. Это был, впрочем, мимолетный эпизод в жизни С., которая со времени великих реформ главным образом была посвящена деятельности общественной. Первые три года по освобождении крестьян он был членом губернского присутствия по крестьянским делам в Самаре.

С введением земского и городского самоуправления труды Самарина разделились между народными школами, которыми он усердно занимался у себя в деревне, и занятиями по земским и городским делам в Москве. Не будучи реформатором, который желал бы подчинить течение жизни какому-либо отвлеченному принципу, Самарин был, по выражению А. Д. Градовского, «человеком реформы», то есть горячим защитником того, что приобретено русским обществом с 1861 г. Требуя для России самобытного развития, он боялся ломки народного быта, преждевременного искажения его коренных начал, но в то же время всеми силами защищал те нововведения, которые вносили свет в русское общество, хотя бы основная их мысль и была заимствована из-за границы. «Неисправимый славянофил» (по его собственным словам), Самарин высоко ценил западную цивилизацию. В земском самоуправлении, в зачатках свободного печатного слова, в новом суде он видел условия, способные поднять наш народный дух, сообщить нашей государственной и общественной жизни более национальный характер. Вот почему он восставал против наших «охранителей», поставивших себе целью запугать правительство и подвигнуть его на ломку всего, созданного в эпоху великих реформ. Самарин, продолжая традиции старших славянофилов, являлся сторонником «народной» монархии, наиболее ярко выраженной в допетровскую эпоху. [1]

С уничтожающею иронией осмеял он этих «охранителей» в своем ответе (изд. за границей в 1875 г.) генералу Фадееву, автору книги «Чем нам быть», доказывая, что мнимое «охранение» желает идти путем чисто революционной ломки во имя отвлеченного принципа. Этот ответ является одним из замечательнейших полемических сочинений в русской литературе. С еще большим блеском полемический талант Самарина сказался в письмах о иезуитах, появившихся в 1865 г. сначала в «Дне», потом отдельной книгой и выдержавших два издания («Иезуиты и их отношения к России», 2 изд., СПб., 1868; есть польск. перевод). По глубине анализа и силе негодующего чувства письма Самарина могут быть сравниваемы с «Провинциальными письмами» Паскаля.

Самарин разбирает систему авторитетного иезуита-казуиста Бузенбаума, сравнительно умеренного в своих выводах, и на частных правилах иезуитской нравственности выясняет всю ее безнравственность. Вызван был этот трактат Самарина письмом русского иезуита Мартынова, который по поводу приезда в Петербург иезуита-проповедника выступил с защитою своего ордена и вызывал на полемику. Когда перчатку поднял Самарин, иезуиты предпочли воздержаться от дальнейшей полемики. По словам К. Д. Кавелина, «ни огромные знания, ни замечательный ум, ни заслуги, ни великий писательский талант не выдвинули бы так вперед замечательную личность Самарина, если бы к ним не присоединились два несравненных и у нас, к сожалению, очень редких качества: непреклонное убеждение и цельный нравственный характер, не допускавший никаких сделок с совестью, чего бы это ни стоило и чем бы это ни грозило».

Чуждый властолюбия и честолюбия, Самарин отличался широкою терпимостью к чужим мнениям: чувства дружбы соединяли этого бойца славянофильской идеи с К. Д. Кавелиным, ветераном западничества, с которым он расходился и по вопросам чисто теоретическим (возражения Самарина на «Задачи психологии» Кавелина). Возвышенным характером Самарина объясняется и громадный авторитет, каким он пользовался во всех слоях общества, что особенно ярко сказалось в начале 1870-х годов, при обсуждении в земских собраниях податной реформы: земства многих губерний обращались по этому вопросу за советами к Самарину.

В качестве председателя комиссии, избранной моск. земством для обсуждения податного вопроса, Самарин составил подробный, тщательно разработанный проект податной реформы в смысле уравнения всех сословий. В связи с этой работой Самарина стоит его статья о финансовых реформах в Пруссии в начале XIX ст. (в «Сборнике государственных знаний» Безобразова, т. VI). «Сочинения» Самарина (т. I—X , М., 1877-96) издавались его братом Д. Ф. Самариным.

• некролог Самарина, писанный Кавелиным («Вестн. Европы», 1876 г., 4);
• Градовский, «Трудные годы» (СПб., 1880); «В память Ю. Ф. С.» (СПб., 1876);
• Колубовский, «Материалы для истории философии в России» («Вопросы философии и психологии», 1891 г., 2-библиографический обзор соч. С. и о С.).

Новые статьи

К проблеме соотношения бытия и сознания в русской философии

Цель автора статья вернуться к обсуждению проблем гносеологии в.

Художник не только лишь нашего времени

Мийо-Творение этого художника, как полагают авторы статьи, философично.

• Разговор с президентом России (31)
• Онтология женского в консервативном подходе к абортам (23)
• Речь старого патриота (20)

Краткая библиографическая справка

Самарин Юрий Федорович,

Самарин Юрий Федорович

Вначале был гегельянцем. Под воздействием К. С. Аксакова и А. С. Хомякова в начале 40-х годов С. примкнул к славянофильству. Исходя из православия как особого культурного начала, положенного в основу исторической жизни русского народа, С. развивает мысль о трёх периодах национальной жизни («исключительной национальности», «подражания» и «разумной народности»). Разделяя концепцию «цельного знания» Хомякова, противопоставляя «тирании рассудка» свободу «нравственного вдохновения», С. считал, что только в народе сохраняется «дух в его живой цельности». Повседневная политическая жизнь представляется ему борьбой народного быта с «бездарною, отвлеченною цивилизацией». Политическая доктрина С. основана на признании только двух сил — самодержавия и сельской общины, которые он неразрывно связывал, причём дворянству С. не придавал особого значения как «нелепой среде», которая по «недостатку народного корня» лишена какой-либо творческой силы. Критикуя материализм, С. утверждал, что он «вовсе не вытекает из естественных наук».

Основные исторические сочинения С. посвящены социально-экономическим и национальным отношениям в Прибалтике, отмене крепостного права в Пруссии, истории иезуитов. В записке «О крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе» (1856) С. указывал на крепостное право как на причину социально-экономической отсталости России и, в частности, как на причину неудачи в Крымской войне 1853—56. Из литературно-эстетического наследия С. выделяется статья «О мнениях „Современника“ исторических и литературных» (1847), высказывания о творчестве М. Ю. Лермонтова и Н. В. Гоголя.

Соч.: Соч., т. 1—10, 12, М., 1877—1911; Переписка с баронессою Э. Ф. Раден 1861—1876, М., 1893; Переписка с А. И. Герценым, «Русь», 1883, № 1—2.
Лит.: Колубовский Я. Н., Материалы для истории философии в России, «Вопросы философии и психологии», 1891, №2; Введенский С. Н., Основные черты философских воззрений Ю. Ф. Самарина, Каз., 1899; Гершензон М. О., Исторические записки, М., 1910; Нольде Б. Э., Ю. Ф. Самарин и его время, Париж, 1926; Ефимова М. Т., Ю. Самарин в его отношении к Лермонтову, в кн.: Пушкинский сборник, Псков, 1968; её же, Ю. Самарин о Гоголе, в кн.: Пушкин и его современники, Псков, 1970; История философии в СССР, т. 2, М.. 1970; Hucke G., J. F. Samarin: seine geistesgeschichtliche Position und politische Bedeutung, Münch., 1970.

Большая советская энциклопедия, 1969 — 1978 гг, в 30 томах.

Источники:

http://ruskline.ru/monitoring_smi/2007/05/16/samarin_yurij_fedorovich_1819-1876
http://academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1217885
http://runivers.ru/philosophy/lib/authors/author64138/