Спаси нас всех господи хоть как-нибудь. Про тетю люсю и последнюю возможность

Спаси нас всех господи хоть как-нибудь. Про тетю люсю и последнюю возможность

(Из цикла «Кухонные монологи»)

Господи, спаси нас, дураков, как-нибудь.

Схиархимандрит Софроний (Сахаров)

Рассказывает Людмила:

– У моей подруги Макрины была тетя Люся. Обычная тетя как миллионы советских людей своего времени. Она любила жизнь во всех ее проявлениях, любила попеть, поплясать, выпить да закусить в приятной компании, рассказать анекдот к месту и самой посмеяться.

Ничего особенного в этой Люсе не было, кроме того, что она была хороша собой и любила всех чем-нибудь одаривать. Придет к ней, бывало, ее племянница Макрина, и тетя Люся тут же ей какой-нибудь подарок всучит. Ни разу племяшка не уходила от тетушки с пустыми руками.

Вот такой была тетя Люся: ничего у нее в доме не задерживалось, всё раздавала направо и налево. Однажды в результате такой своей душевной щедрости она пригрела у себя соседского мальчишку Алешку, которого родная мать забросила по причине пьянства. Мальчишка рос как придорожная трава, никто его не воспитывал. Только тетя Люся, никогда не имевшая своих детей, заботилась о нем.

…Годы шли, тетушка старела. Меж тем советские безбожные времена сменились расцветом Православия. Свобода проявилась не только в вероисповедании, но и в других сферах жизни. Алешка вырос и продолжил путь своей матери, правда, к пьянству прибавилась еще и наркомания. Но тетя Люся по-прежнему продолжала его любить как родного сына и помогать деньгами. Что ж, Алексей ничего не имел против. Наоборот, он так освоился с тетей Люсей, что обирал ее до последней нитки, забирая у старой женщины даже те продукты, что ей привозили ее родственники.

Макрина, подруга моя, ее сестры и родственники с болью в сердце смотрели на происходящее и пытались хоть как-то помочь тетушке в этой ситуации. Макрина думала повернуть тетушку к Богу, к Церкви, но всё было напрасно. Тетушка не поддавалась на уговоры и не хотела идти в церковь. Да это и понятно: она всю жизнь прожила в безбожии и не могла понять, зачем ей ходить в церковь. Молится она может и дома; никого не режет, не убивает, да и какие вообще грехи у пенсионерки?! О вечности тетя Люся как-то не задумывалась.

Макрина начала за нее молиться. Родственники тоже. И Господь не заставил себя ждать.

Тетушка Люся стала сильно слабеть. Однажды в очередной раз она собралась ехать с Макриной на дачу. Для поездки Макрина взяла напрокат машину. Когда их автомобиль остановился на светофоре, в него врезалась другая машина. Так как машина была не частная, Макрине пришлось вызывать полицию.

«Вся процедура с оформлением займет 6 часов», – сказал прибывший полицейский. Макрина была в отчаянии. Что делать? Куда податься со старушкой на долгие шесть часов? Полицейский посоветовал идти в отделение полиции, которое находилось поблизости, рядом с церковью. Идея идти в полицию им не приглянулась. И решили они от нечего делать пойти в церковь. Благо там имелось место, где можно было посидеть в тишине и спокойствии.

Отправились Макрина с тетушкой Люсей в церковь… и провели в храме целый день! Пока они там сидели, к ним подошел познакомиться местный священник. Разговорились о том о сем. В итоге тетя Люся исповедалась и причастилась! Да, да, без подготовки, без необходимого трехдневного поста. «Я побывала на небесах!» – сказала, выйдя из церкви, наша «атеистка».

А вскоре тетя Люся мирно отошла ко Господу, еще раз причастившись и исповедавшись перед смертью, как ей заповедовал священник. Тот же священник ее и отпевал.

Чудны дела Твои, Господи!

…На 40-й день по ее смерти тетя Люся явилась во сне одной из сестер Макрины – Марине. Во сне тетя Люся была довольная-предовольная. «Ну и праздник вы же мне устроили! – сказала она. – Спасибо!»

Мы с Макринкой читали литию по усопшей все сорок дней.

Господи, спаси нас, дураков, как-нибудь

В девяносто втором году моего друга Леху посадили в тюрьму. Ну, вернее, не в тюрьму, а в следственный изолятор. За наркотики. Придумал себе Леха такой нехитрый бизнес – летом сушил маковую соломку и потом продавал ее знакомым торчкам как семечки – стаканами. Сам не кололся, берег здоровье.
Прибыль, конечно, пошла. Приподнялся Леха, денежка в кармане зашуршала. Но процветал он совсем недолго. Как это обычно и бывает в таких делах, нарвался на покупателей, которые были «на крючке» у наркоконтроля. Когда покупатели приехали к нему за очередной партией, буквально через пять минут в дом ворвались оперативники, всех положили носом в пол. Леха потом мне рассказывал:

— Я тогда понял сразу – это всё. Это – лет на десять.

И вот, прежде, чем рухнуть по команде на пол, неверующий ни в Бога ни в черта Леха впервые в жизни перекрестился на мамину икону святителя Николая и в уме помолился: «Отец Николай, выручи!»

Опера перевернули вверх тормашками весь дом и не нашли ничего, кроме стакана с соломкой, который стоял прямо на столе посреди комнаты.

И покупатели, и Леха уперлись и стояли на том, что никто никому ничего продавать не собирался, просто – решили вместе вмазаться. Тем более что у покупателей с собой вся их наркоманская «кухня» была. А тогда как раз вышел новый закон, по которому за употребление наркотиков полагалось намного меньшее наказание, чем за продажу.

И вот представьте себе такую картину: четверо оперативников, перевернув весь дом, стоят вокруг стола, за которым их коллега составляет протоколы обыска и задержания. На скатерти главный вещдок – стакан сухой травы-отравы.

А под столом… целый мешок такой же дряни! Леха успел задвинуть его под скатерть, когда услышал шум в прихожей.

Покупателей и Леху взяли в наручники и увезли в отдел, потом в СИЗО. А мешок так и остался под столом. Не нашли…

Через три месяца был суд. Лехе дали два года условно и выпустили на волю. Дурью он, конечно, торговать перестал. Но стал пить. С женой тоже все наперекосяк пошло. Туда-сюда, дело вроде уже и к разводу.

А у нас тогда в компании как раз пошел такой «разлом» — несколько человек вдруг как-то одновременно пришли в Церковь, и я среди них тоже. Оставшиеся же не понимали, что с нами такое произошло. Леху, например, эта внезапная церковность его старых друзей раздражала. Он иногда едко подшучивал надо мной на эту тему, а иногда и с откровенной злостью говорил:

— Ну и чего вы там у себя в церкви лбы крестите? Нашли себе новую развлекуху, понимаю. Только меня этим грузить не надо. У меня – своя жизнь.

Потом вдруг как-то разговорились, и он рассказал, что вся эта его «своя жизнь» буквально разваливается на куски: проблемы с женой, проблемы с матерью, проблемы вообще со всем на свете. И как жить дальше он не понимает. А я тогда был такой – неофит в кубе. С горящими глазами и горящим сердцем. Говорю:

— Лех, если хочешь, все можно поправить. Только нужно Бога об этом просить и жить, как Он заповедал.

Леха как-то обреченно покрутил головой:

— Не, у меня уже не получится. Не могу я все это… молитвы, там… книжки эти ваши…

Потом вдруг повернулся ко мне и попросил:

— Слушай, поживи у нас, а? Если с тобой вместе, тогда мне проще будет.

И я поселился у него. Как раз шел Великий пост. И мы каждый день с Лехой и с его женой утром молились, потом шли в храм, стояли на службе. Дома вместе читали Евангелие, обсуждали прочитанное, делились мыслями. И как-то так все замечательно складывалось, что теперь понимаю – Христос действительно был тогда посреди нас. Леха с Ксюшей впервые исповедались и причастились, стали петь в церковном хоре. О разводе уже и мыслей не было. Мама Лехина, когда видела, как сын с женой вечернее правило читают, тихонько крестилась «штоб не сглазить».

Две недели я так у них прожил. Тогда Леха и рассказал мне эту историю про свою первую молитву во время ареста и про чудо, которое святитель Николай сотворил. Это ведь и вправду чудо – когда профессионалы-розыскники не сумели найти мешок наркоты, который стоял в буквальном смысле у них под носом.

И тут Леха говорит:

— Слушай… а ведь этот мешок до сих пор здесь, дома.

У меня сразу по спине холодок пробежал:

— Ты что, — говорю, — совсем без башни? Три месяца баланду хлебать мало показалось, еще охота?

Леха развел руками:

— Мать прибрала в сарай, когда меня увезли, так и осталось.

— Ну мать-то не в теме, а ты чего? Не понимаешь, что сюда в любой момент опять могут с обыском прийти? Или решил продолжить торговлишку, когда все поутихнет?

— Не, ты что… Конечно нет, но… — Леха сидел с напряженным лицом, как будто решал для себя очень важную задачу. – Ты вот, Саш, сам как думаешь? Куда все это теперь? Давай так – как ты сейчас скажешь, так и сделаю.

— Тащи сюда свою дурь.

Леха накинул полушубок, ушел на двор и через пару минут вернулся с битком набитым здоровенным полиэтиленовым мешком. Я подошел к топящейся печке, кочергой снял с раскаленной плиты чугунные кольца конфорки. Внутри топки ровно гудело пламя.

Леха замер, словно не понимая, о чем я.

— Давай-давай, вываливай всю эту дрянь быстрее, пока дыма в хату не напустили.

— Саш… — Леха, растерянно глядел на меня. — Тут ведь по деньгам – на две машины…

Леха подошел к печке какими-то деревянными шагами, словно лунатик, и вытряхнул в топку содержимое пакета. По дому сразу пополз сладковатый запах. Мы открыли дверь на улицу. Свежий морозный воздух ворвался в помещение, растворил в себе эту сладкую вонь и унес ее прочь.

Потом мы сидели за тем самым столом и пили чай. Молча. Не глядя друг на друга. Вдруг Леха рассмеялся:

— А прикинь, Саш, какой сейчас чумовой выхлоп был из трубы, а? Если ворона какая-нибудь в этот момент над домом пролетала, могла ведь и передознуться.

Я улыбнулся в ответ, но ничего не сказал, отхлебывая чай из блюдечка. На стенке размеренно тикали ходики. Время было собираться к вечерней службе.

История эта давняя, но вспомнилась она вот почему. У меня ведь и сейчас есть друзья, которым плохо, которые потерялись по этой жизни. Развод, водка, одиночество, ночные пьяные истерики по телефону… Короче, плохо мужикам.

Но я уже не бросаю все свои дела и не еду к ним. Не поселяюсь у них в доме, не предлагаю вместе ходить в храм, молиться и читать Евангелие. Даже звонить не хочется, если честно. Видимо, потому что уже не верю, что смогу помочь.

Эта история двадцатипятилетней давности – еще один мне укор, еще одно напоминание о том, каким я был на заре своего воцерковления и каким стал нынче.

А из бесчисленного многообразия православных молитв в последнее время все чаще приходят на ум слова схиархимандрита Софрония (Сахарова):

— Господи, спаси нас, дураков, как-нибудь.

Подписывайтесь на канал Предание.ру в Telegram, чтобы не пропускать интересные новости и статьи!

Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен!

Монолог Фамусова «Вкус, батюшка, отменная манера. » из комедии «Горе от ума» (Грибоедов А.С.)

Монолог Фамусова “Вкус, батюшка, отменная манера. ” из комедии “Горе от ума” (1824 г.) русского писателя и дипломата Грибоедова Александра Сергеевича (1795 – 1829) приведен в действии 2, явлении 5 комедии. Слова Фамусова [ 1 ] в разговоре со Скалозубом [ 2 ] :

Вкус, батюшка, отменная манера;

На всё свои законы есть:

Вот например, у нас уж исстари ведется,

Что по отцу и сыну честь;

Будь плохинький, да если наберется

Душ тысячки две родовых, —

Другий хоть прытче будь, надутый всяким чванством,

Пускай себе разумником слыви,

А в семью не включат. На нас не подиви.

Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.

Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:

Кто хочет к нам пожаловать,— изволь;

Дверь отперта для званных и незванных,

Особенно из иностранных;

Хоть честный человек, хоть нет,

Для нас равнёхонько, про всех готов обед.

Возьмите вы от головы до пяток,

На всех московских есть особый отпечаток.

Извольте посмотреть на нашу молодежь,

На юношей — сынков и внучат,

Журим мы их, а если разберешь,

В пятнадцать лет учителей научат!

А наши старички?? — Как их возьмет задор,

Засудят об делах, что слово — приговор, —

Ведь столбовые все, в ус никого не дуют;

И об правительстве иной раз так толкуют,

Что если б кто подслушал их. беда!

Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,

Спаси нас боже! Нет. А придерутся

К тому, к сему, а чаще ни к чему,

Поспорят, пошумят, и. разойдутся.

Прямые канцлеры в отставке — по уму!

Я вам скажу, знать время не приспело,

Но что без них не обойдется дело.—

А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;

Судьи всему, везде, над ними нет судей;

За картами когда восстанут общим бунтом,

Дай бог терпение, ведь сам я был женат.

Скомандовать велите перед фрунтом!

Присутствовать пошлите их в Сенат!

Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!

Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!

А дочек кто видал, всяк голову повесь,

Его величество король был прусский здесь ;

Дивился не путем московским он девицам,

Их благонравью, а не лицам,

И точно, можно ли воспитаннее быть!

Умеют же себя принарядить

Тафтицей, бархатцем и дымкой,

Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;

Французские романсы вам поют

И верхние выводят нотки,

К военным людям так и льнут,

А потому, что патриотки.

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица как Москва,

Примечания

1) Павел Афанасьевич Фамусов — московский дворянин средней руки. Служит управляющим в казённом месте. Был женат, но жена умерла вскоре после родов, оставив супругу единственную дочь Софью. Фамусов дружил с покойным отцом Чацкого.

2) Полковник Скалозуб, Сергей Сергеевич — полковник, быстро сделавший себе военную карьеру. Лиза намекает Софье Фамусовой (дочь Фамусова), что Скалозуб выгодный жених.

Источники:

http://prihozhanin.msdm.ru/home/podumat/o-smerti/1784-pro-tetyu-lyusyu-i-poslednyuyu-vozmozhnost.html
http://blog.predanie.ru/article/gospodi-spasi-nas-durakov-kak-nibud/
http://dslov.ru/txt/t423_5.htm