Православные обряды и обычаи. Что такое церковный обряд в православии

Что такое церковный обряд в православии

В православной церкви установлена традиция совершения множества обрядов, по-разному влияющих на жизнь верующего человека, но при этом всегда устанавливающих его связь с Богом. Часть их пришла к нам из библейских времён и упомянута в Священном Писании, другие имеют более позднее происхождение, но все они, в совокупности со святыми таинствами, являются составными частями общего духовного фундамента нашей веры.

Отличие обрядов от таинств

Прежде чем начать разговор о том, что такое церковные обряды в православии, необходимо подчеркнуть их принципиальное отличие от иных форм священнодействий, которые называются таинствами, и с которыми их нередко путают. Господь даровал нам 7 таинств – это крещение, покаяние, миропомазанье, брак, причащение, елеосвящение, священство. При их совершении верующим незримо сообщается благодать Божья.

В то же время церковный обряд является лишь частью земной действительности, возводящей человеческий дух к принятию таинства и направляющей его сознание на подвиг веры. Следует помнить, что все обрядовые формы получают своё священное значение исключительно благодаря сопровождающей их молитве. Только благодаря ей действие может стать священнодействием, а внешний процесс – превратиться в обряд.

Виды православных обрядов

С большой долей условности все православные обряды можно разделить на три категории. К первой относятся богослужебные обряды, входящие в общий порядок литургической церковной жизни. Среди них совершаемый в Великую пятницу вынос святой плащаницы, круглогодичное освящение воды, а также освящение артоса (квасного хлеба) на Пасхальной седмице, церковный обряд помазание елеем, совершаемый на утрене, и ряд других.

К следующей категории принадлежат так называемые житейские обряды. В их число входит освящение жилища, различных продуктов, в том числе семян и саженцев. Затем следует назвать освящение благих начинаний, таких как начало поста, путешествия или строительства дома. Сюда же следует отнести и церковные обряды по усопшему, которые включают в себя широкий спектр обрядово-ритуальных действий.

И наконец, третья категория – это символические обряды, установленные в православии для выражения определённых религиозных идей и являющиеся символом единения человека с Богом. В данном случае ярким примером может служить крестное знамение. Это тоже церковный обряд, символизирующий собой память о страданиях, перенесённых Спасителем, и одновременно служащий надёжной оградой от действия демонических сил.

Елеопомазание

Остановимся на некоторых часто встречающихся обрядах. Каждый, кому приходилось бывать в церкви на утрене (богослужение, совершаемое утром), становился свидетелем, а может быть, и участником обряда, при котором священник совершает крестообразное помазание лба верующего освящённым маслом, называемым елеем.

Этот церковный обряд носит название елеопомазание. Он символизирует собой Божью милость, изливаемую на человека, и пришёл к нам он из ветхозаветных времён, когда Моисей завещал помазывать священным маслом Аарона и всех его потомков – служителей Иерусалимского храма. В Новом Завете апостол Иаков в своём соборном послании упоминает его исцеляющее действие и говорит, что это весьма важный церковный обряд.

Соборование – что это такое?

Чтобы предупредить возможную ошибку в понимании двух имеющих общие черты священнодействий – обряда елеопомазания и таинства соборования, – требуется некоторое пояснение. Дело в том, что в каждом из них используется освящённое масло – елей. Но если в первом случае действия священника носят чисто символический характер, то во втором они направлены на призвание Божьей благодати.

Соответственно с этим, таинство соборования является более сложным священнодействием и совершается, согласно церковным канонам, семью священниками. Лишь в крайних случаях допускается его совершение одним иереем. Помазание елеем совершается семь раз, при этом читаются отрывки из Евангелия, главы из Послания апостолов и особые, предназначенные для этого случая молитвы. В то же время церковный обряд миропомазания, как было сказано выше, заключается лишь в том, что священник, благословляя, наносит маслом знак креста на лоб верующего.

Обряды, связанные с концом земной жизни человека

Важное место занимает также церковный обряд похорон и последующие поминания усопших. В православии этому придаётся особое значение ввиду важности того момента, когда душа человека, расставшись с бренной плотью, переходит в вечность. Не касаясь всех его сторон, остановимся лишь на наиболее существенных моментах, среди которых особого внимания заслуживает отпевание.

Это заупокойное богослужение можно совершать над умершим лишь единожды, в отличие от панихиды, литии, поминаний и т. д. Заключается оно в прочтении (пении) установленных богослужебных текстов, причём для мирских людей, монахов, священников и младенцев их порядок различен. Цель отпевания – испросить у Господа отпущения грехов Его новопреставленному рабу (рабе) и даровать покой душе, покинувшей тело.

Кроме отпевания, православная традиция предусматривает и такой важный обряд, как панихида. Он также представляет собой молитвенное пение, но по продолжительности оно гораздо короче, чем отпевание. Совершать панихиду принято на 3-й, 9-й и 40-й день после кончины, а также в её годовщину, тезоименитство и день рождения покойного. При выносе тела из дома, а также при церковном поминовении усопшего совершается ещё один обряд заупокойного богослужения – лития. Она несколько короче панихиды и проходит также в соответствии с установленными правилами.

Освящение жилищ, еды и добрых начинаний

Освящением в православной традиции называются обряды, в результате которых на человека и на всё, что сопутствует ему в этой земной жизни, нисходит Божье благословение. Согласно учению церкви, вплоть до второго пришествия Христова в окружающем нас мире незримо будет творить своё черное дело враг рода человеческого – дьявол. Внешние проявления его деятельности мы обречены видеть повсеместно. Противостоять же ему без помощи Небесных сил человек не может.

Именно поэтому так важно церковными обрядами очистить наши жилища от присутствия в них тёмных сил, помешать лукавому войти в нас вместе со вкушаемой снедью или поставить незримые препоны на пути наших добрых начинаний. Однако следует помнить, что любой обряд, равно как и таинство, обретает благодатную силу лишь при условии неуклонной веры. Освящать что-либо, сомневаясь при этом в действенности и силе обряда, является пустым и даже греховным деянием, на которое нас незримо подталкивает всё тот же враг рода человеческого.

Водосвятие

Нельзя не упомянуть и обряд освящения воды. Согласно установившейся традиции, водоосвящение (водосвятие) бывает малым и великим. В первом случае оно совершается многократно в течение года во время молебнов и при таинстве Крещения. Во втором этот обряд производится раз в году – во время праздника Крещения Господня.

Установлен он в память величайшего события, описанного в Евангелии – погружения Иисуса Христа в воды Иордана, ставшего прообразом омовения всех грехов людских, происходящего во святой купели, открывающей людям путь в лоно Христовой церкви.

Как исповедоваться, чтобы получить отпущение грехов?

Церковное покаяние в грехах, независимо от того, умышленно они были содеяны или по неведению, называется исповедью. Являясь таинством, а не обрядом, исповедь не имеет прямого отношения к теме данной статьи, и тем не менее вкратце мы остановимся на ней ввиду её чрезвычайной важности.

Святая церковь учит, что каждый идущий на исповедь обязан прежде всего примириться со своими ближними, если имел с ними какие-либо раздоры. Кроме того, он должен искренне сокрушаться в содеянном, иначе как исповедоваться, не чувствуя за собой вины? Но и этого недостаточно. Важно ещё иметь твёрдое намерение исправиться и впредь стремиться к праведной жизни. Главным же фундаментом, на котором строится исповедь, является вера в милосердие Божие и надежда на Его всепрощение.

При отсутствии этого последнего и важнейшего элемента бесполезно и само покаяние. Примером этого может служить евангельский Иуда, раскаявшийся в том, что предал Иисуса Христа, но удавившийся из-за отсутствия веры в Его безграничное милосердие.

Вера и обряд

Вопрос о соотношении живой веры и «мертвящего обряда», пожалуй, один из самых животрепещущих в церковной жизни. Особенно острым он становится в моменты, когда православному христианину приходится отвечать на разного рода обвинения со стороны протестантов или же объяснять смысл церковности человеку, далекому от веры.

Попытаемся посмотреть на этот вопрос сквозь призму евангельского учения и опыта его воплощения в жизни реальных людей.

Улалинский миссионер священник Виктор Россов в записках за 1897 год описывал примечательный случай из своей проповеднической практики. Во время одной из поездок ему пришлось заехать в юрту к новокрещеному туземцу. Его старуха-жена была не крещеной. В это время она сильно болела, и миссионер решил попытаться убедить ее принять крещение. Однако на увещания миссионера креститься она решительно отказывалась, отвечая: «На что мне креститься? Я слепая и старая, мне 65 лет. Вот если бы кто дал мне глаза – тогда, пожалуй, я и крестилась бы». Когда же миссионер попытался продолжить увещания, она решительно сказала: «Раз я сказала, что креститься не буду, значит, не буду! К чему приставать ко мне?! Ведь мне не пять лет: что говорю, понимаю. Напрасно меня тревожишь. Ты не знаешь, как мне тяжело, голова болит».

Побеседовав с Табычак (так звали старуху) еще немного, миссионер оставил ее. Но вечером, возвратившись в ту же юрту, опять начал уговаривать больную креститься. Он сел рядом с Табычак и усиленно увещал, чтобы она не упорствовала, а поскорее крестилась. Но старуха решительно стояла на своем: «Я сказала, что креститься не буду, ну и не буду! Нечего приставать ко мне». Долго отец Виктор упрашивал Табычак, но все было напрасно. И чем больше он уговаривал ее, тем раздражительнее она становилась. Казалось, все было напрасно. Но тут священник вспомнил рассказ одного опытного миссионера. Он также во время своей проповеди встретился с ярым упорством одного из старых язычников. Тогда миссионер прибегнул к интересному методу. Он, быстро оградив упорного язычника крестным знамением, надел ему на шею святой крест. К общему удивлению, язычник тут же выразил желание креститься, а после таинства – благодарил Бога за то, что Он сподобил его крещения.

Нащупав на своей шее крест, она сказала: «Крести меня»

Вспомнив этот рассказ, отец Виктор перекрестился, мысленно призвал на помощь святого великомученика Пантелеимона и, оградив Табычак крестом, пока она не видела, тихо надел ей на шею святой крест. Руки миссионера при этом дрогнули, и он невольно задел больную. Табычак с недовольством сказала: «Кто меня трогает?» «Это я нечаянно задел тебя, – ответил отец Виктор и добавил дрожащим голосом: – Отныне ты будешь называться Мариею». Мария поспешно схватила себя за шею, крикнув: «Крест ты надел на меня». После этого она неожиданно замолкла. Некоторое время все находившиеся в юрте молчали. Мария еще раз дотронулась до своей шеи, нащупала крест и неспешно поцеловала его. «Крести меня, – уже совсем другим голосом тихо сказала Мария. – Тяжело было мне, сильно тяжело, а теперь стало полегче». Было 10 часов вечера. Тотчас отец Виктор послал в Урму-Аспак одного инородца за двумя крещеными женщинами, которые бы помогли в приготовлении крещения Марии. До прибытия женщин миссионер учил Марию молитвам. Она охотно повторяла за ним. После того как явились женщины и приготовили оглашенную к крещению, над ней было совершено таинство…

История эта действительно примечательна. На первый взгляд мы имеем дело с некоторым принуждением, ведь язычница упорно не желала креститься. Но, с другой стороны, окончательное решение было за ней, и в конечном итоге она добровольно и с радостью приняла таинство. Примечательно то, что такая удивительная перемена в настроении женщины произошла после соприкосновения с материальной вещью. Конечно, для православного человека крест – не просто вещь, это святыня. Однако для неверующего он не имеет никакого значения и авторитета. Очевидно, что через соприкосновение с материальным предметом Табычак пережила абсолютно новый для себя духовный опыт. И именно этот духовный опыт, отчасти облеченный в конкретные формы ослабления болезни, побудил ее со смирением принять крещение. Безусловно, что в момент соприкосновения с крестом Сам Господь невидимым образом коснулся сердца язычницы. Остается лишь недоумевать, почему это событие промыслительным образом было так тесно связанно с прикосновением к материальной святыне. Ведь если обращение Табычак было уже определено, то Создатель мог и без использования видимого знака, по одной лишь молитве миссионера, ослабить болезнь, убедив ее таким образом в истинности Православия.

Здесь вспоминаются события из Евангелия. Господь с учениками проходит мимо слепого от рождения человека. В ответ на вопрос апостолов, кто повинен в этом недуге – сам человек или его родители, Спаситель делает невероятную и совсем не понятную для нас вещь. «Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим» (Ин. 9: 6–7). Или другой случай. Приводят ко Христу глухого косноязычного и просят Его возложить на него руки. В ответ Господь, «отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его; и, воззрев на небо, вздохнул и сказал ему: “Еффафа”, то есть: отверзись. И тотчас отверзся у него слух и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто» (Мк. 7: 32–35).

Образ действий Спасителя в приведенных повествованиях еще менее понятен и логически обоснован, чем в истории с обращением Табычак. Неужели Господь Вседержитель, создавший вселенную одним словом, не мог исцелить больных без каких бы то ни было внешних действий? Естественно, мог! Здесь не может быть никаких сомнений! И все же Спаситель исцеляет их от болезней именно с помощью конкретных чувственных образов.

Проблема в человеке! Именно для него необходимо, чтобы встреча с Богом была исполнена пространственно-временной конкретики

В сущности, в Церкви во время богослужения, облеченного в конкретные формы пространства и времени, повторяется тот же евангельский опыт встречи реального человека с реальным Богом. Господь прибегал к внешним средствам не потому, что не мог войти в душу человека иным путем. Бог все может! Проблема здесь в человеке! Именно для него, немощного, огрубевшего, не способного правильно разбираться не то что в духовном опыте, но даже в элементарных чувствах, необходимо, чтобы встреча с Богом была исполнена пространственно-временной конкретики. Только так человек может, во-первых, идентифицировать, осознать, понять сущность внутренних духовных переживаний и, во-вторых, познать Бога не в качестве безликой духовной силы, а как Личность.

Облекая встречу души с благодатью в конкретные вещественные образы и формы, Господь тем самым спасает человека от бесплодных духовных исканий. Ведь смысл духовного опыта не в невыразимых переживаниях и богатых чувствах. Такой безликий опыт очень опасен. Зачастую он открывает путь к оккультным связям с миром падших духов. Смысл же правильного духовного опыта – в познании конкретного пути к Создателю, то есть личностное общение с Ним посредством церковных таинств.

Есть еще один важный момент. В Евангелии Спаситель всегда сообразовывает Свои действия с реальными силами человека. «Если неевшими отпущу их в домы их, ослабеют в дороге, ибо некоторые из них пришли издалека» (Мк. 8: 3), – обращается Господь к Своим ученикам по поводу народа, долгое время слушавшего Его в пустынном месте. Опять же, неужели не мог Бог дать слушающим Его телесную крепость, хотя бы для того, чтобы они смогли спокойно вернуться домой? Ответ очевиден, если мы говорим о Создателе мира. Конечно, здесь имеет место и промыслительное стечение обстоятельств, но в то же время – Господь насыщает людей реальной пищей, чудесно умножая ее. А для большей очевидности, для того, чтобы ученики не подумали, что пережитое – плод их фантазии или сон, апостолы «набрали оставшихся кусков семь корзин» (Мк. 8: 8). Подобное происходит и в других случаях: Спаситель отвечает на нужды людей в понятной, видимой и ощутимой для них форме (см.: Мк. 8: 23). Не потому, что не может по-другому, а потому, что этого требует реальный человек – существо пространства и времени. То же самое происходит и в нашей церковной жизни. Она премудрым образом устроена именно как продолжение того же евангельского опыта действительного ответа Бога на нужды реального человека. Ведь хорошо было бы пребывать мысленно с Богом всегда – в любом месте и в любое время. Хорошо было бы «иметь Бога в душе» без надрывов и внешних средств. Несомненно, что этого хотел бы каждый православный христианин. Однако реальность убеждает нас в том, что подобные рассуждения – «о Боге в душе» – не больше чем наивные фантазии.

Пространство храма, благолепие обрядов – не самоцель, это лишь благоприятная среда для реального общения с Богом

Честность перед собой требует признать, что каждая минута, посвященная Творцу, каждая мысль о Нем – должна быть отвоевана с великим трудом у пространства и времени, заполненных грехом, суетой и леностью. Чтобы обратить мысль к Богу – нам нужно поднять глаза к небу, нужно оторвать свои чувства от привязанности к этому миру. И именно для того, чтобы придать нашему внутреннему обращению к Создателю черты реального действия, чтобы не потерять его среди массы мыслей и переживаний, мы обращаем взгляд на прекрасное, с помощью обоняния, слуха и других чувств пытаемся прийти к ощущению реальности небесного мира. Все пространство храма, благолепие обрядов – не самоцель, это лишь благоприятная среда, в которой внешние условия помогают земному человеку прийти к мысли о Боге, утончают чувства огрубелой натуры для восприятия духовных реалий.

Обряды Церкви всецело направлены в небеса. Они, словно стрелы, пущенные ввысь, привязывают к себе наши чувства – зрение, слух, обоняние – и влекут их за собой в высоты сакрального мира. Без этого отрыва, без реального соприкосновения с чем-то священным, не похожим на обыденное, человек оказывается трагически заземленным в реалии материальной жизни. Это хорошо понимал Спаситель, поэтому Свою встречу с каждым человеком Он облекал в конкретные пространственно-чувственные формы. Таков евангельский опыт пребывания Бога в нашем мире. И он органически продолжается в богослужебной жизни Православной Церкви, нацеленной не на наивные мечты о «душевности», а обращенной к нуждам реального человека, искренне ищущего встречи с Богом.

Вера и обряд

Вопрос о соотношении живой веры и «мертвящего обряда», пожалуй, один из самых животрепещущих в церковной жизни. Особенно острым он становится в моменты, когда православному христианину приходится отвечать на разного рода обвинения со стороны протестантов или же объяснять смысл церковности человеку, далекому от веры.

Попытаемся посмотреть на этот вопрос сквозь призму евангельского учения и опыта его воплощения в жизни реальных людей.

Улалинский миссионер священник Виктор Россов в записках за 1897 год описывал примечательный случай из своей проповеднической практики. Во время одной из поездок ему пришлось заехать в юрту к новокрещеному туземцу. Его старуха-жена была не крещеной. В это время она сильно болела, и миссионер решил попытаться убедить ее принять крещение. Однако на увещания миссионера креститься она решительно отказывалась, отвечая: «На что мне креститься? Я слепая и старая, мне 65 лет. Вот если бы кто дал мне глаза – тогда, пожалуй, я и крестилась бы». Когда же миссионер попытался продолжить увещания, она решительно сказала: «Раз я сказала, что креститься не буду, значит, не буду! К чему приставать ко мне?! Ведь мне не пять лет: что говорю, понимаю. Напрасно меня тревожишь. Ты не знаешь, как мне тяжело, голова болит».

Побеседовав с Табычак (так звали старуху) еще немного, миссионер оставил ее. Но вечером, возвратившись в ту же юрту, опять начал уговаривать больную креститься. Он сел рядом с Табычак и усиленно увещал, чтобы она не упорствовала, а поскорее крестилась. Но старуха решительно стояла на своем: «Я сказала, что креститься не буду, ну и не буду! Нечего приставать ко мне». Долго отец Виктор упрашивал Табычак, но все было напрасно. И чем больше он уговаривал ее, тем раздражительнее она становилась. Казалось, все было напрасно. Но тут священник вспомнил рассказ одного опытного миссионера. Он также во время своей проповеди встретился с ярым упорством одного из старых язычников. Тогда миссионер прибегнул к интересному методу. Он, быстро оградив упорного язычника крестным знамением, надел ему на шею святой крест. К общему удивлению, язычник тут же выразил желание креститься, а после таинства – благодарил Бога за то, что Он сподобил его крещения.

Нащупав на своей шее крест, она сказала: «Крести меня»

Вспомнив этот рассказ, отец Виктор перекрестился, мысленно призвал на помощь святого великомученика Пантелеимона и, оградив Табычак крестом, пока она не видела, тихо надел ей на шею святой крест. Руки миссионера при этом дрогнули, и он невольно задел больную. Табычак с недовольством сказала: «Кто меня трогает?» «Это я нечаянно задел тебя, – ответил отец Виктор и добавил дрожащим голосом: – Отныне ты будешь называться Мариею». Мария поспешно схватила себя за шею, крикнув: «Крест ты надел на меня». После этого она неожиданно замолкла. Некоторое время все находившиеся в юрте молчали. Мария еще раз дотронулась до своей шеи, нащупала крест и неспешно поцеловала его. «Крести меня, – уже совсем другим голосом тихо сказала Мария. – Тяжело было мне, сильно тяжело, а теперь стало полегче». Было 10 часов вечера. Тотчас отец Виктор послал в Урму-Аспак одного инородца за двумя крещеными женщинами, которые бы помогли в приготовлении крещения Марии. До прибытия женщин миссионер учил Марию молитвам. Она охотно повторяла за ним. После того как явились женщины и приготовили оглашенную к крещению, над ней было совершено таинство…

История эта действительно примечательна. На первый взгляд мы имеем дело с некоторым принуждением, ведь язычница упорно не желала креститься. Но, с другой стороны, окончательное решение было за ней, и в конечном итоге она добровольно и с радостью приняла таинство. Примечательно то, что такая удивительная перемена в настроении женщины произошла после соприкосновения с материальной вещью. Конечно, для православного человека крест – не просто вещь, это святыня. Однако для неверующего он не имеет никакого значения и авторитета. Очевидно, что через соприкосновение с материальным предметом Табычак пережила абсолютно новый для себя духовный опыт. И именно этот духовный опыт, отчасти облеченный в конкретные формы ослабления болезни, побудил ее со смирением принять крещение. Безусловно, что в момент соприкосновения с крестом Сам Господь невидимым образом коснулся сердца язычницы. Остается лишь недоумевать, почему это событие промыслительным образом было так тесно связанно с прикосновением к материальной святыне. Ведь если обращение Табычак было уже определено, то Создатель мог и без использования видимого знака, по одной лишь молитве миссионера, ослабить болезнь, убедив ее таким образом в истинности Православия.

Здесь вспоминаются события из Евангелия. Господь с учениками проходит мимо слепого от рождения человека. В ответ на вопрос апостолов, кто повинен в этом недуге – сам человек или его родители, Спаситель делает невероятную и совсем не понятную для нас вещь. «Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим» (Ин. 9: 6–7). Или другой случай. Приводят ко Христу глухого косноязычного и просят Его возложить на него руки. В ответ Господь, «отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его; и, воззрев на небо, вздохнул и сказал ему: “Еффафа”, то есть: отверзись. И тотчас отверзся у него слух и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто» (Мк. 7: 32–35).

Образ действий Спасителя в приведенных повествованиях еще менее понятен и логически обоснован, чем в истории с обращением Табычак. Неужели Господь Вседержитель, создавший вселенную одним словом, не мог исцелить больных без каких бы то ни было внешних действий? Естественно, мог! Здесь не может быть никаких сомнений! И все же Спаситель исцеляет их от болезней именно с помощью конкретных чувственных образов.

Проблема в человеке! Именно для него необходимо, чтобы встреча с Богом была исполнена пространственно-временной конкретики

В сущности, в Церкви во время богослужения, облеченного в конкретные формы пространства и времени, повторяется тот же евангельский опыт встречи реального человека с реальным Богом. Господь прибегал к внешним средствам не потому, что не мог войти в душу человека иным путем. Бог все может! Проблема здесь в человеке! Именно для него, немощного, огрубевшего, не способного правильно разбираться не то что в духовном опыте, но даже в элементарных чувствах, необходимо, чтобы встреча с Богом была исполнена пространственно-временной конкретики. Только так человек может, во-первых, идентифицировать, осознать, понять сущность внутренних духовных переживаний и, во-вторых, познать Бога не в качестве безликой духовной силы, а как Личность.

Облекая встречу души с благодатью в конкретные вещественные образы и формы, Господь тем самым спасает человека от бесплодных духовных исканий. Ведь смысл духовного опыта не в невыразимых переживаниях и богатых чувствах. Такой безликий опыт очень опасен. Зачастую он открывает путь к оккультным связям с миром падших духов. Смысл же правильного духовного опыта – в познании конкретного пути к Создателю, то есть личностное общение с Ним посредством церковных таинств.

Есть еще один важный момент. В Евангелии Спаситель всегда сообразовывает Свои действия с реальными силами человека. «Если неевшими отпущу их в домы их, ослабеют в дороге, ибо некоторые из них пришли издалека» (Мк. 8: 3), – обращается Господь к Своим ученикам по поводу народа, долгое время слушавшего Его в пустынном месте. Опять же, неужели не мог Бог дать слушающим Его телесную крепость, хотя бы для того, чтобы они смогли спокойно вернуться домой? Ответ очевиден, если мы говорим о Создателе мира. Конечно, здесь имеет место и промыслительное стечение обстоятельств, но в то же время – Господь насыщает людей реальной пищей, чудесно умножая ее. А для большей очевидности, для того, чтобы ученики не подумали, что пережитое – плод их фантазии или сон, апостолы «набрали оставшихся кусков семь корзин» (Мк. 8: 8). Подобное происходит и в других случаях: Спаситель отвечает на нужды людей в понятной, видимой и ощутимой для них форме (см.: Мк. 8: 23). Не потому, что не может по-другому, а потому, что этого требует реальный человек – существо пространства и времени. То же самое происходит и в нашей церковной жизни. Она премудрым образом устроена именно как продолжение того же евангельского опыта действительного ответа Бога на нужды реального человека. Ведь хорошо было бы пребывать мысленно с Богом всегда – в любом месте и в любое время. Хорошо было бы «иметь Бога в душе» без надрывов и внешних средств. Несомненно, что этого хотел бы каждый православный христианин. Однако реальность убеждает нас в том, что подобные рассуждения – «о Боге в душе» – не больше чем наивные фантазии.

Пространство храма, благолепие обрядов – не самоцель, это лишь благоприятная среда для реального общения с Богом

Честность перед собой требует признать, что каждая минута, посвященная Творцу, каждая мысль о Нем – должна быть отвоевана с великим трудом у пространства и времени, заполненных грехом, суетой и леностью. Чтобы обратить мысль к Богу – нам нужно поднять глаза к небу, нужно оторвать свои чувства от привязанности к этому миру. И именно для того, чтобы придать нашему внутреннему обращению к Создателю черты реального действия, чтобы не потерять его среди массы мыслей и переживаний, мы обращаем взгляд на прекрасное, с помощью обоняния, слуха и других чувств пытаемся прийти к ощущению реальности небесного мира. Все пространство храма, благолепие обрядов – не самоцель, это лишь благоприятная среда, в которой внешние условия помогают земному человеку прийти к мысли о Боге, утончают чувства огрубелой натуры для восприятия духовных реалий.

Обряды Церкви всецело направлены в небеса. Они, словно стрелы, пущенные ввысь, привязывают к себе наши чувства – зрение, слух, обоняние – и влекут их за собой в высоты сакрального мира. Без этого отрыва, без реального соприкосновения с чем-то священным, не похожим на обыденное, человек оказывается трагически заземленным в реалии материальной жизни. Это хорошо понимал Спаситель, поэтому Свою встречу с каждым человеком Он облекал в конкретные пространственно-чувственные формы. Таков евангельский опыт пребывания Бога в нашем мире. И он органически продолжается в богослужебной жизни Православной Церкви, нацеленной не на наивные мечты о «душевности», а обращенной к нуждам реального человека, искренне ищущего встречи с Богом.

Источники:

http://fb.ru/article/311553/chto-takoe-tserkovnyiy-obryad-v-pravoslavii
http://pravoslavie.ru/88206.html
http://pravoslavie.ru/88206.html