О чем рассказывает житие. Житие
Содержание
Жития святых
Жития́ святы́х – литературный жанр жизнеописаний (зачастую символических) христиан, канонизированных Церковью. Первые Жития святых – назидательные сказания о христианских мучениках (в Киевской Руси были известны в переводах).
Первые оригинальные русские жития святых возникли в конце XI в. (жития княгини Ольги, князей Бориса и Глеба, Владимира I Святославича, “Житие Феодосия Печерского”).
В дальнейшем Жития святых объединялись в специальные сборники:
– Минеи-Четьи (Жития святых, изложенные в календарном порядке празднования их памяти);
– Синаксарии (краткие Жития святых);
– Патерики (сборники повествований о подвижниках какой-либо обители).
Хотя многие из древних Житий святых безусловно являются подлинными свидетельствами современников, всегда следует помнить, что они представляют собой особый литературный жанр, имеющий свои строгие каноны и правила. Поэтому, никак не ставя под сомнения душеполезность избранных Церковью «житий» для благочестивого чтения, следует помнить, что как к историческим источникам к ним следует относиться с определенной осторожностью.
Священник Олег Митров, сотрудник Комиссии по канонизации Московской епархии
При всем многообразии подходов различных авторов можно выделить два основных принципа написания житийных текстов. Первый – проложный, когда агиограф следует традициям древних мученических актов, излагает только события жизни святого как они есть. И второй подход – публицистический, когда автор пытается самостоятельно осмыслить события, дать им свою оценку, а при недостатке фактов решается делать свои предположения. Зачастую вместе с этим писатель увлекается излишним психологизмом и литературным украшательством.
Скупые сказания о мучениках первых веков, целиком основанные на подлинных проконсульских актах, после окончания гонений в IV веке сменили «Жития отцов», описывавшие их святую жизнь и научавшие христианским добродетелям. В более позднее время, и особенно в иконоборческий период, в агиографии начинает преобладать риторическое направление, расцвет которого приходится на деятельность Симеона Метафраста ( X век). В этой традиции гораздо меньшее внимание уделяется фактической истории, а предпочтение отдается «похвале» святого, причем в житии преобладает общая риторика, большое значение имеет литературная сторона, изощренная форма, появляется некоторый литературный шаблон, который переносится из жития в житие, допускается вымысел. Житие становится более похожим на нравоучительную проповедь в день памяти святого, чем на рассказ о его реальной биографии. Самый распространенный пример: о детстве святого ничего не известно, но агиограф позволяет себе фразу: «В семье благочестивых родителей родился благочестивый отрок…».
Первые жития свв. Бориса и Глеба, Феодосия Печерского, составленные преп.Нестором, и некоторые другие ранние жития отличает простота изложения. Тексты написаны сжатым и простым языком. Фактическая сторона занимает в них главное место и не обращается в материал для нравственно-риторического рассуждения. Затем с конца XIV – начала XV вв. на русскую агиографию начинает влиять византийская традиция, и многие последующие писатели опираются именно на эти образцы. Наиболее распространенные до революции Четьи-Минеи свт. Димитрия Ростовского, составленные на основании предшествующих русских миней, трудов Симеона Метафраста и многих других источников, также принадлежат к этой риторической традиции. Нельзя не отметить, что жития, составленные в этом жанре, вызывали серьезную критику церковных писателей и историков.
Конечно, нельзя ставить знак равенства между современными авторскими житиями, написанными в духе церковной публицистики, и витиеватыми византийскими образцами, но определенное родство между ними (вернее, между их недостатками) существует. Сейчас после разрыва в церковном предании, вызванного гонениями XX века, перед нами стоит вопрос: к каким традициям в агиографии мы должны вернуться?
Думаю, что правильнее обратиться к историческому, «проложному», образцу. Особенности восприятия современного человека таковы, что информационный текст, основанный на фактах, легче усваивается умом и даже сердцем, чем благочестивая риторика. Мне кажется, что искусственное подражание стилю другой эпохи выглядит сегодня как лукавство, не говоря уже о том, что благочестивые вымыслы дают повод внешним упрекать христиан во лжи.
И вот что еще очень важно сказать. При «проложном» изложении личность писателя как бы скрыта от читателей, агиограф только собирает факты и излагает их наподобие летописца. А при авторском подходе в житии присутствуют размышления автора, отражающие его духовное устроение – и если в этом устроении не все благополучно, есть опасность заразить своими духовными недугами многочисленных читателей. Когда человек от фактов переходит к личным мнениям и предположениям, ему очень легко впасть в мечтательность и оказаться за рамками церковно-исторической действительности.
Из духовных книг, которые попадают в руки современному читателю, следует обратить особое внимание на книги житийные, содержащие жития и истории из жизни подвижников веры и благочестия, и учительные, в которых описывается путь к христианскому совершенству св. Отцами, опытно прошедшими его. Самая распространенная ошибка новоначальных – использовать житийную литературу, как учительную. При всех своих художественных достоинствах и увлекательности повествований, они не могут служить учебниками духовной жизни. Они описывают лишь внешнюю сторону жизни святых: их благочестивых родителей, необыкновенное рождение, удаление от сверстников и детских игр, уединенное жительство, суровую одежду, скудную пищу, назидательные происшествия с их участием. О внутреннем же пути к святости, ступенях духовного роста, подвигах и искушениях, соответствующих каждой ступени, даются лишь отрывочные сведения, а чаще всего об этом умалчивается. Назначение этих книг – возгревать в читателе желание спасения и усердие к подвигу.
О том же, как проходить самый подвиг, надобно читать в книгах учительных, примером которых могут служить творения свт. Игнатия Брянчанинова, свт. Феофана Затворника, свт. Тихона Задонского, письма Оптинских старцев, «Добротолюбие», «Лествица» и т.д. В житиях святых и патериках собраны на немногих книжных страницах чудеса и исключительные случаи, происходившие в течение десятков, и даже сотен лет, с разными людьми, в разных странах. Неопытного же читателя знакомство с этими книгами приводит к мнению, что духовная жизнь должна быть наполнена чудесами и необыкновенными поступками, что в них-то, а не в исполнении Евангельских заповедей и работе над собой, состоит суть духовности. Они начинают искать чудотворцев, посещать места, где происходит что-то необычное, с волнением и трепетом собирают известия и слухи о чудесных событиях, что-то из прочитанного в житиях святых пытаются исполнить сами – и, наконец, приходят в опасное духовное состояние. Хорошо сказал об этом прп. Иоанн Лествичник: «Удивляться трудам сих святых – дело похвальное, ревновать им – спасительно, а хотеть вдруг сделаться подражателем их жизни – есть дело безрассудное и невозможное». Чудеса же и сейчас имеют место в жизни Церкви и каждого верующего человека, но происходят они не часто. Подлинным чудом, не меньшим, чем появление светящихся фигур и исцеление от неизлечимой болезни, является обращение неверующего человека к Богу и исправление от тяжких грехов, вошедших в навык.
Жития рассказывают про святость, а не про события человеческой жизни. Именно этим агиография (то есть описание святости) отличается от биографии (описания жизни).
Александр Кравецкий
Агиографический жанр — это не историческая хроника и не сборник свидетельских показаний. Это рассказ о христианском подвиге реально существовавшего человека, который формируется и пишется по совершенно иным канонам — с акцентом на проявления его личной святости, на моменты, через которые все больше и больше проступает процесс преображения человека. В конце концов, мы же ведь не сравниваем икону и картину — они из совершенно разных миров и, очевидно, служат разным целям. Также и здесь. Нужно всегда помнить об этой границе и не стирать ее.
историк Валентин Степашкин
ЖИТИЕ́
В книжной версии
Том 10. Москва, 2008, стр. 101-102
Скопировать библиографическую ссылку:
ЖИТИЕ́ (греч. βίος , лат. vita), жанр церковной литературы, жизнеописание святого. Область словесности, к которой принадлежит совокупность Ж., именуется «агиография». Ж. принято разделять на группы по следующим признакам: чину святости (агиологическому типу) изображаемого лица; особенностям повествовательной формы; пространному или краткому характеру описания жизни святого. В соответствии с чинами святости Ж. делятся на мученические, жития равноапостольных святых, преподобнические (Ж. святых-монахов), Ж. святых жён, Ж. юродивых (известны только в православной агиографии), святительские (Ж. святых – иерархов Церкви), а также святых-мирян; среди последних выделяют Ж. святых правителей (в слав. традиции – Ж. святых князей). Эта классификация не отличается строгостью, т. к. святой может одновременно принадлежать к нескольким агиологическим типам (мученик или миссионер одновременно может быть преподобным, святая жена – мученицей и/или монахиней, и т. д.). По особенностям повествоват. формы выделяются Ж.-агиобиографии, в которых подробно описана жизнь святого от рождения до смерти, и мартирии (от греч. μαρτ ύ ριον – мучение; в зап. католич. традиции именовались passio), описывающие мученич. смерть святых за исповедание веры, но не содержащие повествования об их жизни в целом. По характеру описания жизни святого Ж. могут быть пространными и краткими. Пространные Ж. предназначались для чтения в монастырях за трапезой в день памяти святого, для келейного и домашнего чтения (в православной греч. и слав. традициях их принято именовать минейными, т. к. они включались в Четьи-Минеи). Краткие Ж. составлялись для чтения на богослужении (в православной греч. традиции входили в состав сб-ков Синаксарь и Менологий; в Древней Руси – в состав созданного на основе Синаксаря сб. «Пролог» , который у православных юж. славян продолжал именоваться Синаксарем).
Житие как жанр древнерусской литературы
Русской литературе без малого тысяча лет. Это одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литературы французская, английская, немецкая. Ее начало восходит ко второй половине X века. Из этого великого тысячелетия более 700 лет принадлежит периоду, который принято называть «древней русской литературой».
Древнерусская литература вплоть до XVII века не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц – исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…
Ни одно из произведений Древней Руси – переводное или оригинальное – не стоит обособленно. Все они дополняют друг друга в создаваемой ими картине мира. Каждый рассказ – законченное целое, и вместе с тем он связан с другими. Это только одна из глав истории мира.
Одной из таких картин служит Житие, призванное стать биографией духовных и светских лиц, канонизированных христианской Церковью. В основе Жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью Жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. «Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в Житии не портрет, а икона». Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона – это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего Средневековья рассказывалось о человеке. Герой Жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того – попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в Средние века повествование о человеческой судьбе.
Если же рассмотреть структуру Жития, то мы заметим целое литературное сооружение, некоторыми деталями напоминающее архитектурную постройку. Оно начинается обыкновенно пространным, торжественным предисловием, выражающим недостоинство автора, его многогрешность, призывание помощи Божией и святых, взгляд на значение святого в деле спасения.
Вводной части также свойственны многочисленные цитаты и параллели из священных книг. Потом повествуется деятельность святого, предназначенного с младенческих лет, иногда еще до рождения, стать богоизбранным сосудом высоких дарований; эта деятельность сопровождается чудесами при жизни, запечатлевается чудесами и по смерти святого. Житие заканчивается похвальным словом святому, выражающим обыкновенно благодарение Господу Богу за ниспослание миру нового светильника, осветившего житейский путь грешным людям. Все эти части соединяются в нечто торжественное, богослужебное: Житие и предназначалось для прочтения в церкви на всенощном бдении накануне дня памяти святого.
Житие обращено, собственно, не к слушателю или читателю, а к молящемуся. Оно более чем поучает: поучая, оно настраивает, стремится превратить душеполезный момент в молитвенную наклонность. Оно описывает индивидуальную личность, личную жизнь, но эта случайность ценится не сама по себе, не как одно из многообразных проявлений человеческой природы, а лишь как воплощение вечного идеала.
Каноническая схема Жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.
Страница из великих Четьи Минеи
В Древнюю Русь с начала письменности переходят через посредство южных славян и переводятся непосредственно с греческого языка сборники Житий («минеи», «пролог», «патерики»), а также начинают составляться оригинальные Жития первых русских святых – Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (XI век) и др. Русские авторы Житий несут в себе идеи независимости политической и церковной жизни молодого Киевского государства; порой они во многом отходят от канонов греческой агиографии.
Иногда в основу Житий кладутся лишь отдельные драматические эпизоды из жизни святых (история убийства Бориса и Глеба), вводятся внутренние монологи и эмоциональные диалоги, в ряде случаев меняется тип биографии: то это простой рассказ, богатый историческими и бытовыми наблюдениями (житие Леонтия Ростовского, XII век), то военно-патриотическая повесть (Житие Александра Невского, Довмонта Псковского, XII–XIV века), то поэтическая сказка (житие Петра и Февронии, XV–XVI века).
Второе южнославянское влияние (конец XIV – начало XV века) содействует развитию в русской агиографии витийственно-риторического стиля – «плетения словес», в результате чего возрастает эмоциональность и психологизм повествования. Появляется группа видных агиографов: митрополит Киприан, который перерабатывает Житие митрополита Петра, Епифаний Премудрый (Жития Сергия Радонежского, Стефана Пермского), серб Пахомий Логофет (Житие Кирилла Белозерского и др.). В эпоху укрепления централизованного русского государства (XVI век) агиография становится на службу идеологическим задачам правительства. Осуществляя политику Ивана Грозного в области духовной жизни, митрополит Макарий сильно расширяет сонм русских святых и руководит составлением их Житий, которые объединяются в Великих Четьих Минеях (12 огромных томов), включающих почти все обращавшееся на Руси наследие переводной и оригинальной агиографии, заново переработанное и риторически украшенное. В XVII веке составляются собрания Четьих Миней Германа Тулупова (1627–1632), Иоанна Милютина (1646–1654) и Димитрия Ростовского (изд. 1689–1705). В XV–XVII веках создается особенно большое число новых Житий, посвященных монахам Русского Севера и отразивших колонизационную роль монастырей, их борьбу за землю с крестьянством. В агиографический стиль все более вносятся черты реальной жизни, Жития постепенно сближаются с бытовой повестью (Житие Юлиании Лазаревской). Во второй половине XVII – начале XVIII века создаются новые Жития, посвященные представителям религиозного движения – раскола. Героями их становятся противники государственной Церкви, проклятые ею и гонимые царской властью (Жития Ивана Неронова, Морозовой, Кирилла Выгорецкого и др.). Это направление агиографии тяготеет к изображению народного быта и отличается «просторечием». Жанр биографии святого перерастает в жанр поучительно-полемической автобиографии «апостолов» раскола (Жития Аввакума, Епифания).
По объему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития: биографическое (биос) и мученическое (мартириос). Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма – более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа Житий лежат «протоколы» допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.
Другая группа Житий повествовала о христианах, добровольно подвергавших себя разного рода испытаниям: богатые юноши тайно покидали дом и вели полуголодную жизнь нищих, подвергаясь унижениям и насмешкам; подвижники, оставив города, уходили в пустыни и жили там в полном одиночестве (отшельники). Особым видом христианского подвижничества было столпничество, при котором святой обитал долгие годы на вершине каменной башни – столпа, а в монастырях подвижники могли затворяться в келье, которую не покидали ни на час вплоть до смерти.
Среди византийских Житий наибольшее распространение получили переводы житий Алексия, человека Божьего, Андрея Юродивого, Варвары, Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, Екатерины, Иоанна Златоуста, Николая Мирликийского, Параскевы Пятницы и др.
Жития русских святых создавались на протяжении всех веков существования древнерусской литературы – с XI по XVII век. Жития эти также могут быть систематизированы по типу героев: княжеские, Жития церковных иерархов, строителей монастырей, подвижников во славу церкви и мучеников за веру, жития юродивых. Помимо этого, Жития могут быть сгруппированы по географическому принципу – по месту жизни и подвигов святого и месту возникновения Жития (киевские, новгородские и северорусские, псковские, ростовские, московские и др.).
Об авторстве тех или иных житий в ряде случаев мы узнаем из текста самих произведений, на основе косвенных данных. Нестор Летописец (XI–XII), Епифаний Премудрый (XIV–XV), Пахомий Логофет (XV) – вот наиболее известные из авторов русских житий.
Группируя жития по характеру героев, отметим:
– Жития подвижников во славу Церкви и создателей монастырей (Александр Свирский, Варлаам Хутынский, Авраамий Ростовский, Сергий Радонежский, Стефан Пермский и др.);
– Жития иерархов Русской Церкви – митрополитов (Алексия, Ионы, Киприана, Петра, Филиппа);
– Жития юродивых (Василия Блаженного, Иоанна Устюжского, Михаила Клопского и др.).
Из княжеских Житий наиболее известны Жития Александра Невского, Бориса и Глеба, князя Владимира, Дмитрия Донского и др.
Женских Житий в русской агиографии мало: Анны Кашинской, Евфросинии Полоцкой, Евфросинии Суздальской, Иулиании Вяземской, Иулиании Осорьиной, княгини Ольги.
Не обошло стороной и влияние на житийную литературу легендарно-сказочных мотивов. Местные предания иногда столь сильно влияют на авторов, что к Житиям созданные ими произведения могут относиться только потому, что герои их признаны Церковью святыми и в заглавии их может фигурировать термин «Житие», тогда как по литературному характеру это ярко выраженные сюжетно-повествовательные произведения. Это «Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая-Еразма, «Повесть о Петре, царевиче Ордынском», «Повесть о Меркурии Смоленском». В XVII веке на Русском Севере возникают Жития, полностью основанные на местных легендах о чудесах, происходящих от останков людей, жизненный путь которых с подвигами во славу Церкви не связан, но необычен – они страдальцы в жизни. Артемий Веркольский – мальчик, погибший от грозы во время работы в поле, Иоанн и Логгин Яренские – то ли поморы, то ли монахи, погибшие в море и найденные жителями Яренги на льду, Варлаам Керетский – священник села Кереть, убивший жену, наложивший сам на себя за это тяжкие испытания и прощенный Богом.
Только древнерусское Житие дает нам возможность наблюдать личную жизнь в Древней Руси, хотя и возведенную к идеалу, переработанную в тип, с которого корректный агиограф старался стряхнуть все мелочные конкретные случайности личного существования. Нередко это и своеобразная местная летопись глухого уголка, не оставившего по себе следа ни в общей летописи, ни даже в какой-либо грамоте. Такие записи чудес иногда велись по поручению игумена и братии особыми на то назначенными лицами, с опросом исцеленных и свидетельскими показаниями, с прописанием обстоятельств дела, являясь скорее деловыми документами, книгами форменных протоколов, чем литературными произведениями. Несмотря на это, в них иногда ярко отражается быт местного мирка, притекавшего к могиле или ко гробу святого со своими нуждами и болезнями, семейными непорядками и общественными неурядицами.
Жития, в свою очередь, формировали взгляды древнерусских читателей на идеал святости, на возможность спасения, воспитывали филологическую культуру (в лучших своих образцах), создавали идеальные формы выражения подвига святого.
Источники:
http://azbyka.ru/zhitiya-svyatyx
http://bigenc.ru/literature/text/1983168
http://pravoslavie.ru/119869.html