Иерей сергий круглов воскресения словущего. Поэзия священника Сергия Круглова: Полтора часа узнавания себя

Иерей сергий круглов воскресения словущего. Поэзия священника Сергия Круглова: Полтора часа узнавания себя

Войти

Священник Сергий Круглов уже включил в состав Церкви протестантов

Священник Сергий Круглов совершил просто немыслимый в нормальные времена поступок: встретился с еретиком-протестантом, расспросил его, как обстоят дела с библеистикой в России, каковы перспективы языка Церкви, что такое традиция и обряд, а потом опубликовал это интервью на сайте «Правмира». Я лично не могу себе представить, чтобы какой-нибудь живший в древности пастырь, скажем, апостол Павел или святитель Афанасий Великий, пошел бы к еретику за пониманием сути христианства, а потом начал распространять запись беседы с ним среди своих пасомых.

На фото: священник Сергий Круглов

За хранение еретической литературы грозила смертная казнь

Ученик апостола Иоанна Богослова священномученик Поликарп Смирнский рассказывал, что когда его учитель увидел в бане местного еретика Керинфа, то выбежал на улицу со словами: «Бежим, как бы не обрушилась баня: там ведь Керинф, враг истины».

И своим духовным детям апостол Иоанн заповедовал не только не разговаривать с еретиками, но даже и не здороваться с ними. В его Втором послании говорится: «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его». Согласно толкователям, здесь апостол предостерегает христиан от общения с еретиками – докетами.

В «Постановлениях апостольских» говорится: «Бегайте, говорим, общения с еретиками и будьте чужды мира с ними».

Истинные пастыри и духовные отцы запрещали не только разговоры с неправоверующими, но и чтение их писаний. Преподобный Исаия Отшельник говорил: «Нашедши еретическую книгу, не дозволь себе прочитать ее, чтоб не наполнилось сердце твое ядом смертоносным».

На Вселенских соборах принимались постановления о сжигании еретических книг. На Первом Вселенском соборе, в заседаниях которого принимали участие такие великие люди, как святитель Николай Чудотворец и святитель Спиридон Тримифунтский, было принято решение предавать смертной казни тех, кто будет уличен в хранении сочинений еретика Ария. А тех, кто осмелился бы защищать учение Ария, отцы постановили отправлять в ссылку или в заточение.

И это все не чрезмерные меры предосторожности. О том, что еретические учения страшно омрачают ум и душу, знают не понаслышке те антимодернисты, которые вынуждены читать статьи модернистов.

Общение с еретиками и чтение их писаний может привести к поистине трагическим последствиям. Даже преподобный Антоний Радонежский страшно повредился во время защиты Церкви от нападений одного раскольника. Когда он был еще мирянином, то как-то раз пришел в гости с раскольнику. Тот стал нападать на Церковь. Преподобный Антоний принялся защищать ее. В какой-то момент раскольник заявил, что не существует нетленных мощей. Эти его слова запали в душу преподобного Антония, а бесы стали яростно разжигать зародившиеся у него сомнения.

Дело дошло до того, что он стал требовать у одного монаха открыть ему мощи благоверного князя Константина Муромского и его чад. А когда тот отказался это сделать, заявил, что там лежат не мощи, а куклы, покрытые пеленой. И вот что, со слов преподобного Антония, последовало вслед за этим: «Сердцем овладела злоба, досада на всех и на все; в духе немирность, страшное томление, тоска, хульные помыслы не только на одни мощи, но и на все святое. Я чувствовал, что враг овладел мною, что я погибаю». И хорошо еще, что Господь через одного священника открыл перед Своим избранником нетленные мощи благоверного князя Глеба, сына благоверного князя Андрея Боголюбского. После этого преподобный Антоний пришел в себя, а то бы он так и погиб в омуте еретичества.

Волк в овечьей шкуре

А что делает священник Сергий Круглов? Он отправляется на беседу с еретиком-протестантом Михаилом Калининым не с целью обратить его на путь истины, а для того, чтобы получить у него ответы на такие вопросы: «Что такое, на ваш взгляд, традиция, зачем обряд?», «Как вы думаете, каковы перспективы языка Церкви?», «Что из православия для вас стало ценным?», «Как, на ваш взгляд, обстоит сегодня в России дело с библеистикой и с переводами Священного Писания? Какими переводами пользуетесь вы?», «Каков ваш взгляд на современное состояние Церкви (и протестантской, и Русской Православной) в России, на ее отношения с обществом?». Причем, из последнего вопроса видно, что священник Сергий Круглов считает, что протестантское еретическое сообщество входит в состав Церкви, – это ересь экуменизма.

И протестант Калинин долго разглагольствует о Церкви, о том, как он относится к Синодальному переводу Библии, через кого он пришел к пониманию «Лествицы» преподобного Иоанна Лествичника. То есть священник Сергий Круглов и портал «Православие и мир» ставят еретика, погрязшего в сатанинском искажении истины, судьей над православием, над отцами и над Церковью. Это неимоверное унижение святой Соборной и Апостольской Церкви, главой которой является Христос. Как после этого можно считать сотрудников редакции «Правмира» и священника Сергия Круглова православными людьми? Они просто насмехаются над нами и над тем, что для нас свято.

Истинный пастырь – святитель Игнатий (Брянчанинов) – не ходил к католикам и протестантам за вразумлением, а называл их мертвыми душой людьми, находящимися в общении с дьяволом: «Вы говорите: «Еретики те же христиане». Откуда вы это взяли? Разве кто-нибудь именующий себя христианином и ничего не знающий о Христе, по крайнему невежеству своему решится признать себя таким же христианином, как и еретики, а святую веру христианскую не отличит от богохульных ересей! Иначе рассуждают об этом истинные христиане! Многочисленные сонмы святых прияли венец мученический, предпочли лютейшие и продолжительнейшие муки, темницу, изгнание, нежели согласиться на участие с еретиками в их богохульном учении. Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душой, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелью».

Попытки единения с еретиками – измена Христу

Когда священник Сергий Круглов задает очередной вопрос, он говорит, что и через православных, и через еретиков, действовал Святой Дух: «Язык богословия – язык высокой поэзии. Псалмы Давида, гимны Симеона Нового Богослова, поэмы Мильтона и Данте, «Пророк» Пушкина и стихи из «Доктора Живаго» Пастернака, проповеди митрополита Антония Сурожского и отца Георгия Чистякова, дневники отца Александра Ельчанинова, отца Александра Шмемана и отца Томаса Мертона, стихи Шарля Пеги, Томаса Элиота, Тимура Кибирова, Сергея Аверинцева, Ольги Седаковой и так далее – все это питаемо одним Духом, и все это – язык Церкви».

Данте – католик, Мильтон – протестант, митрополит Антоний Сурожский, священник Георгий Чистяков и священник Александр Шмеман – еретики-модернисты. Святой Дух через них действовать не мог. Через них мог действовать только сатана.

Когда священник Сергий Круглов задает другой вопрос, он называет отпадение католиков от Церкви через ереси, (как то было на самом деле), разделением двух церквей из-за политических и культурных амбиций: «В первые годы своего священнического служения, помню, я очень болезненно воспринимал факт раскола Церквей, видя его только как грех: Христос создал одну Церковь, а люди раскололи ее, следуя своим политическим, культурным, этническим амбициям и самостям. Сегодня, зная, что Господь из всякого нашего греха старается сделать для нас если не конфету, то спасительное лекарство, я думаю об этом несколько иначе, не столь однозначно: в конце концов, хотя из смешения языков при Вавилонской башне и произошло рассеяние единого человечества, народы и племена, поживши в рассеянии, реализовали некий вложенный в них Богом потенциал, накопили каждый какое-то неповторимое богатство, и теперь рожденные в этих народах и традициях люди могут делиться им, одновременно проживая опыт принятия «другого».

Из текста вопроса видно, что священник Сергий Круглов надеется на то, что православная Церковь будет соединена с объединениями католиков и протестантов, и что в созданное объединенное сообщество и православные, и католики, и протестанты принесут все то богатство, которое они накопили за прежние века. То есть этот священник считает все накопленные еретиками ереси богатством, и считает, что мы нуждаемся в том, чтобы нас ими обогатили. На самом деле, как только произойдет такое объединение, православная Церковь, вобрав в себя ереси, отпадет от Христа и превратится в лжецерковь.

Вот что писал архимандрит Лазарь (Абашидзе) в статье «Пасха без Креста или еще раз об экуменизме»: «Экуменизм останется разрушительной силой в отношении к истинной вере при любом подходе к нему. Это очевидное зло, и зло тонко-коварное, лукаво прельщающее, убивающее спасительную веру, зло, действующее на душу неприметно, но парализующее самые главные центры духовной жизни христианина. Мы утверждаем, что любое религиозное общение с еретиками, попытки единения с ними при умалчивании, прикрывательстве в отношении разности, догматической непримиримости учения Православия с учением каких бы то ни было еретиков и иноверцев и тому подобное двоедушное, лицемерное поведение, приучающее православных людей скрывать самую главную основу их веры, суть всей их духовной жизни – что Истина только в Православии и нигде более, – все это есть измена Христу, отступление от Истинного Бога! Мы, православные христиане, твердо верим и не сомневаемся в том, что Истина только в Православии».

Сергей Круглов. МОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Маленький бумажный самолётик,
Сложенный из листка в клетку, на котором
Я написал заветное своё желанье,
Попал в грозовой фронт над палестинскими территориями
И сгорел, так и не увидев
Посадочных огней Бен-Гуриона
(Этот свет, маленькую искру,
Видели в полночном небе лётчики израильских ВВС, лучшие асы в мире,
И засвидетельствовали о том под присягой).

Ты проснёшься под утро (на спине, — слёзы,
Как в детстве, натекли в уши)
И, вытирая их рукой, обнаружишь на ладони
Маленького — несколько палочек, кружок головы, улыбка —
Нарисованного шариковой ручкой пилота. И это
Будет значить не что иное,
Как то, что парашют таки раскрылся вовремя, моя голубка.

ПОСТНОЕ (борясь с помыслами)

я вчера
не пришёл в себя

где же ты, сволочь! пошёл искать

и что вы думаете? поймал
себя на мысли

мысль-то ладно: завизжала
прикрылась убежала

а с собой-то что делать

так и стоим сжав кулаки
вне себя

Река в феврале, как рубец шва белёсого,
Взбухшее чрево города обезобразила.
Шубы неба облезли, всё голо.
На всенощной запели «Покаяния отверзи ми».

Глухой водою набряк снег венозный.
Осторожно ногу ставь! Утробный треск.
Отчуждённая ворона поодаль:
Батюшка на требу идёт через лёд.

Боязно по льду, но так короче.
Батюшка в мёрзлый шарф молитв надышал.
Зима почернела, ввалилась, рычит, скалит зубы.
На том берегу деревья черны.

Это не к смерти, это зима болеет родами,—
Бодрит себя батюшка, прибавляет шаг;
Не так ли и наша болезнь грехов, смертей —
Роды и роды, тесным путём?

Сумерки стылы. Зяблые руки
Батюшка о парчовую сумочку греет:
Это, как второе сердце, дароносица
Пульсирует на груди тяжестью и теплом.

НА ИСПОВЕДИ СОЛНЕЧНЫМ РАННИМ УТРОМ

Они идут сдавать пустую стеклянную тару —
бутылки до дна выхлебаны, ими заполнен дом,
не повернуться в кухне, балкон подобен кошмару —
надо сдавать. За прилавком — приёмщик в епитрахили с крестом.

Тремор, стенокардия, брыла в щетине колючей;
отчёт о проделанной пьянке очередной;
перед прилавком искренен всяк и плачет слезой горючей,
твёрдой морскою клятвой в скрип завязав запой.

Идут как на виселицу, трясущиеся, никакие,
отходят — сморкаясь слёзно в занюханный свой рукав,
потом — вздыхают от счастья, лёгкие и прямые,
златые монетки милости в потных ладонях зажав.

Выйду и Я за вами, возлюбленные, родные!
Так Я и думал: только с паперти шаг — и вот
налево к пивному ларьку несёте монетки златые,
ведь надо вам кружечкой пива обмыть удачный поход.

Ну что же — значит, Я с вами. И водка, и правда до воя,
и снова Меня убьёте. но Мне иначе нельзя.
Я вытираю слёзы, глаза прикрывая рукою,
и вижу низкое солнце сквозь дырочку от гвоздя.

В Старом городе у слепого араба
Куплю, под палящим солнцем
Четыре часа проторговавшись,
Серебряную фигурку — льва, левиафана,

Царя Давида, играющего на арфе,
Чернёное маленькое сердечко,
Колечко с таинственной вязью,
Колокольчик цимцум, недреманое Око,

Куколку-плакальщицу, что звенит-звенит, перестать не может, —
Маленькую куплю тебе безделушку,
Привезу, войду, руки за спину пряча,
Весело спрошу: “Угадай, в которой?” —

Угадаешь, родная моя, да не ответишь,
Десять лет как нет тебя рядом,

Но это в общем неважно,
Лишь бы ты была довольна и здорова,
Лишь бы радовалась серебряному подарку,

Лишь бы там, где ты сейчас, меня не забыла,
Лишь бы — была, лишь бы

Простила мне моё воскресенье.

Весна жидкая грязь со снегом
по-местному “шляча”

Поп по деревне с утра пьяный

Орет плачет
выхаркивает в низкое бревенчатое серое небо
неудобьсказуемые глаголы
иовски ответа взыскует
жидкие жирные патлы
худ одутловат испит иконописен профиль
матушка с ребятишками давно сбежали
грязный коробом подрясник как багряница
в изломанных перстах — Книга
Книг
раскрыта на пророке Исайе

“Ох в окно гляньте! наш-то!
Осспади воля Твоя! да будет ли край-то!
ох только владыка приедет — всё
всё будет рассказано! вот алгимей-то
Осспади да прости же ты нас грешных да и помилуй!”

Белая крепкая старуха
столп и основанье прихода
член партии с тридцать третьего года
блюстительница неписаных канонов
староста Всехскорбященского храма —
— а и никого мужиков-то
похерено Адамово наследье
ушёл остаток этого Израиля
за синей дымной пенной
дудочкой шмурдяка-крысолова
в сизую сырую сибирскую глину
в чаянье Авраамова лона
а вы здесь бабы хоть задавитесь
вам бабам вечное свое бабить
в бабьих руках-лопатах у вислых вымен
небесный наш Ерусалим нянькать —
захлопывает ставни
крепко густо
крашеные синим

Слепыми белёсыми глазами окон
в синь утра глядят избы
не пускают в себя отражают
внешнее: небо
попа взыскующего Бога
летучий Божий на попе пребывающий огнь
животворящий смертно

Плачут поскотины огороды паром исходят
вдовствует земля стенает
еще одну весну до Весны пережить бы

“Вон вон к Степановне в ворота
зубится окаянный!
не открывай бабы!
поп-алкаш хуже йоговых, хуже бактиста.
ишь, бииииблею читат сволочь!
орёт? проорётся да перестанет
небось
Илию опять глашает”

Мир ловил меня-ловил, да не поймал,
Потому что от него я никуда не убегал:
Это я, наоборот, его поймал,
Взял на ручки, крепко, ласково прижал.

Мир в руках моих брыкался,
Злобно урасил, кусался,
На пиджак мне обоссался
(Между прочим, Отче, Твое дитятко!)

Вэй, ты мелкий, некрасивый,
Глупый, лысый и сопливый,
Ты беспомощный, капризный, прожорливый, –
Наконец-то ты притих, мой фейгеле,
Наконец-то успокоился, ингеле,
Наконец-то мы с тобой посубботствуем!

Не построим, не разрушим,
Не зажжем и не потушим!

Вот он хлеб, а вот вино,
Вот звезда, а вот окно,
Вот река в окно видна,
Над рекою всю субботу – тишина,
Тишина слышна до дна –
Мы с малюткой миром в этом мире просто странники.

Не бойся его, детка!

Немного страшен, да? Нет, это не бес,
Это такой ангел, – просто
Он много болел, но
Время вылечило его.
Время, оно лечит всё,
Образуя вот эти келоидные рубцы,
Сросшиеся провалы вершин, мертвые швы,
Тугие гордиевы узлы.

Не бойся его, приветливо улыбнись,
Ничего ему не говори, молча пожалей,
Оставь его здесь, тихонько отойди (на всякий случай
Не поворачиваясь спиной).

Памяти В.Б. и других

Ты посмотри,
как товарищи твои по словесному поприщу
сильны, успешны!
Как звучно и кимвально их слово,
как сбирают они толпы на стадионах,
как с неба на них сыплются публикации и гранты,
как относятся они
к стихосложенью – как к работе,
ответственной, конкуретнопотентной,
приносящей нетлеемые дивиденды,
видимыя и невидимыя.

Не дохиляв до сцены,
сорный, болезнью вздутый, рахитичный,
с гноящимися глазами, с неласковым выраженьем морды,
блюёшь своими
какими попало под руку стихами
в эту грязную горькую землю,
с кровью, с кусками
души (которую следовало бы замаскировать понадежней,
ибо кому она интересна, – а ты обольщался. ),
с желчью, с внутренностями
любовей, заветностей, смыслов! –

что ж ты
делаешь! Что
ты.

Ну ладно. Ладно.
Ну успокойся.
Ну иди ко мне. Вот так,
вот.
Подумай, прошу, еще раз.

Таких, как они, породистых –
целуют в ушки и в жопки,
кормят, снимают фотоаппаратом,
хвастаются ими перед друзьями.

Таких, как ты, некрасивых, глистатых, –
топят в ведре, бросают
в разверстое оцинкованное лоно смерти,
милосердно прикрывая его квадратным
куском фанеры.

Ты выбрал? – глупо
было и спрашивать! ушной клещ поэзии
отключил твой слух; оглушил тебя навеки; нимало не внемлешь.

Ну…что же.
Я понял.
Тогда – подвинься.
Дай-ка мне твою скалиозную тощую лапу, – сам я
взлезть не в силах…вот так…спасибо.
Будем тогда вместе,
пока не настал миг,
смотреть и смотреть в эту
черную воду.

Об авторе: СЕРГЕЙ КРУГЛОВ

Родился в 1966 г. в Красноярске. Служил священником в Свято-Спасском соборе г.Минусинска, сейчас живет и служит в Москве. Учился в Красноярском государственном университете,на отделении журналистики филологического факультета. Стихи пишет более двадцати пяти лет. Ранние тексты публиковались в жуналах “Вавилон”, “Знамя”, “Митин журнал” и др., участник Второго Всероссийского фестиваля молодых поэтов. В 1996г. принял крещение в лоне Русской Православной Церкви, в 1999г. – сан священника и ушел с литературной сцены. В 2002 г. по публикации в антологии “Нестоличная литература” , суммирующей более ранние подборки, вошел в шорт-лист Премии Андрея Белого, в 2003г. была издана книга избранных стихотворений 90-х годов “Снятие змия со креста” (М., Новое Литературное обозрение). С 2006 г. священник Сергей Круглов публикует новые стихи, а также эссе и статьи (журналы “Воздух”, “Новое Литературное Обозрение”,”Знамя”, “Зинзивер”, “Дети Ра”, “Фома”, “Истина и жизнь”, “Вестник РХД”, “Перформанс”, “Aufgabe”(США), Bacchanales(Франция) , Poezia (Милан, Италия). Интернет-журналы “Рец”, “TextOnly”, антологии: “Полярная антология” (Москва, “Паулсен” 2010), “Sodobna ruska poezija” (Любляна, Словакия, 2010).

Книги стихов : “Приношение” (Абакан, 2007г.), “Зеркальце” (серия “Поэты русской провинции” журнала “Воздух”, Москва, 2007г.,) “Переписчик”(2008г.Москва, “Новое Литературное Обозрение”) “Лазарева весна” (Самара, 2010), “Народные песни” (Москва, “Русский Гулливер”, 2010), “Считалки с Богом” (в соавторстве с О.Кушлиной, С.-Пб., “Красный Матрос”, 2011), С.Круглов “Натан” – Б.Херсонский “В духе и истине” (Нью-Йорк, Айлурос, 2012), “Птичий двор”, М.2013, “Арго-Риск”, серия журнала “Воздух”).

Книги церковной публицистики: “Усилье Воскресения” (Тюмень, “Русская Неделя”, 2013 г.), “Стенгазета” (изд. “Слово и дело”, 2013).

Лауреат премий Андрея Белого 2008г. , “Московский счет” 2009г. Член жюри литературной премии “Дебют” 2010г. Колумнист интернет-сайта “Православие и мир”, “Фома”, сотрудничал с сайтами “Татьянин день”, “Радио “Свобода”.

Стихи переводились на английский, французский, итальянский, польский, болгарский, словацкий.скачать dle 12.1

Священник Сергий Круглов: Фантазия о Рае

Наши меньшие братья, – то, что осталось на земле от рая. Вместе со звездами, цветами, деревьями, первым снегом и летним дождем, они – часть первоначального творения, которое осталось непадшим в самой сердцевине падшего, изъеденного злом и смертью мироздания. Текст и стихи священника Сергия КРУГЛОВА

Ян Брейгель “Рай”

Любой писатель или поэт, думаю, не раз сталкивался с проблемой: изображать ад – легко и увлекательно, а вот рай… Один мой знакомый, читая «Божественную комедию» Данте, читал ее выборочно: «Ад» — охотно, «Чистилище» — так себе, а до «Рая» так и не добрался. И говорил: «Скучновато, понимаешь… Да и сам посуди: кому интересно читать про то место, в котором нет злодейства, а значит – динамики, про те отношения, в которых нет интриги, губительной страсти, трагедии. Даже новости все смакуют криминальные и скандальные, а про что-то хорошее и созидательное – никому не интересно…».

Я вспомнил его слова, когда случайно увидел японское анимэ, которое так и называлось – «Данте», в этом мультике Данте был супергероем, который спускается в ад, чтобы найти возлюбленную и снять с себя проклятье, и там сражается с жуткими монстрами. В самом деле, про рай мангу не нарисуешь. И вообще не выскажешь ничего, если разве только не умеешь говорить, по слову апостола, «глаголами неизреченными», в то время как ад, его образы, его законы – вот они, внутри и вокруг нас, мы в них родились, они нам ох как знакомы.

На самом-то деле все наоборот, и христианам это известно: ад не только страшен, но прежде всего – уныл и скучен, вспомним хотя бы свои списки повседневных грехов, неотвязных, как мухи, с которыми – с одними и теми же — мы годами ходим на исповедь. Они и есть само вещество ада, что в них увлекательного? А рай – это жизнь. Любовь, творчество, приключение, радость, здоровье – все лучшее, что есть в нашей жизни, создано Богом как «добро зело», и, как бы ни было испорчено нашей бренной суетой, носит в себе райское зерно.

Что же делать нам, чтобы увидеть воочию отблески рая здесь, на земле? Ангелов мы видеть не можем, да, по правде говоря, и слава Богу: для наших грешных глаз вид Ангела – слишком блистателен и грозен, они – вовсе не умилительные толстые купидончики с картин Рафаэля и не сусальные существа с софринских пасхальных открыток, вспомните поражающие человека явления Ангелов в Ветхом Завете. Кроме того, явленный Ангел вовсе не очевиден: ребенок или святой ему обрадуется, а материалист – даже не заметит, как, помните, у Льюиса в «Космической трилогии» Рэнсом чувствовал на Малакандре присутствие эльдилов, а злодеи Уэстон и Дивайн – нет.

Но кое-что райское уже здесь, на земле, видеть можем мы все. И это «кое-что» — очень даже велико, несмотря на то, что обычно и буднично. Это – домашние животные. Те самые, которые не остались в опустевшем Эдеме, но и не озверели вслед за тиграми и комарами, а моментально составили меж собой молчаливое совещание, минуту посидели, обсудили ситуацию, покивали главами своими – и пустились догонять изгнанников, чтоб быть с ними бок о бок на всех путях неведомого мира, уже – падшего…

Домашние животные

На зеленом холме уснул я
И проснулся, плача во сне:
Мне привиделись двое добрых,
Двое светлых приснились мне.

Мне снилась моя далекая младость,
И с двоими я шел домой,
А один любил утраченный кров,
Хозяина крова – другой.

Я златые, сполна, им нарек имена,
От словесных вин опьянев,
И пускай тень пса – это волк,
Зато свет кота – это лев!

На зеленом холме уснул я,
А проснулся – на голой земле:
Нет ни пса, ни кота, только я, сирота!
Да дорога в осенней мгле.

Да и может ли мудрая тварь живая
В эту даль увязаться за мной?
Никого со мной рядом, и ноябрь мреет хладом,
И бреду я, и стыну, не домой – на чужбину.

Когда-то вся тварь почитала человека своим царем и господином. Всем им Адам, пользуясь доверенной ему Творцом священной словесной силой, дал имена, и об этом помнит – смутно, сквозь пелену тысячелетий, но помнит — и слон, которого зовут слоном, и крокодил, которого только в силу дробления, розни и естественного отбора , порожденных грехопадением и укоренившихся в природе, зовут то кайманом, то аллигатором, то гавиалом. Тем более – помнят человека как царя, наследника Божьего, и даже почитают его таковым и поныне, домашние животные.

Хвалите Господа с небес,
Хвалите и с земли!
Хвали Его, сгоревший лес,
Чернеющий вдали,

Хвали и голубь, чьи крыла
Припаяны во мгле
Заботой, прочной, как смола,
К растресканной земле,

Хвали, паршивая овца,
Войдя по горло в грязь,
И ты, свинья, хвали Творца,
Под лезвием склонясь,

И ты хвали, бетонный хор
Фабричных серых крыс,
И коршун, словно метеор
Вдруг падающий вниз,
И, с мордой вдавленно-тупой,
Мохнатый персиан,
И бесполезный мопс, и злой
Убийца доберман,

Комар, зудящий в зное дня,
Асфальтовых полей броня,
И ржавая вода –
Но не хвалите лишь меня,
Нигде и никогда.

Осанна ваша слез полна,
А мне – допить ее,
За то, что дал вам имена,
Но позабыл свое.

Среди людей церковных я нередко сталкиваюсь с комплексом предубеждений, а то и суеверий, связанных с кошками и собаками. Особенно достается последним: они нечистые, дома их держать грех, если в храм забежала собака – храм осквернился, его надо заново освящать… Никакие ссылки на молебные чины переосвящения храма, которые совершаются, по канонам, только в том случае, если животное, а равно и человек, умерли или родили в храме с истечением крови, или на книгу Товита в Библии, в которой юношу и Ангела сопровождала собака, на эти предубеждения не действуют. Дело ли тут в непросвещенности, в устойчивости приходских предрассудков, в том ли, о чем писал Достоевский, говоря, что в России животных ценят утилитарно, лошадь – за то, что пашет, корову – за молоко и мясо. Не знаю. К счастью, с тех пор я узнал много христиан, которые любят домашних животных, кормят, лечат и спасают, и в этом нет того извращения, о котором говорят иногда: вот мол, людей ненавидят, а собачек тетешкают… Нет, в заботе и милосердии по отношению к малым сим я часто вижу трезвое проявление памятования о словах Спасителя: если в малом ты неверен, как доверю тебе большое? Сможешь ли любить и миловать своих ближних, брать на себя ответственность за них, если топить котят и щенят кажется тебе неизбежным и практически полезным делом. Если ты – органичная часть системы мира, в которой котенок на помойке, старый бродячий пес, бомж у вокзала, ребенок-сирота с ДЦП, безродная старушка – просто балласт, помеха на пути к успеху и «нормальной жизни», то как тебе жить и чувствовать себя в Царстве Божием, где все наоборот, где последние становятся первыми у Бога.

Ко псу

Из дому изгнан вон, нескладный пес кудлатый
Дождем укрыт и дремлет невпопад,
Как вековечный муж, забывший свадьбы дату,
Надсед и виноват.

Спи, мокни, пес! смерди старением и тиной,
Невозвратимое напоминая мне;
И где ж избыв, отрада где всей жизни кобелиной,
Как не во сне.

И мнишь ты, спя, что ангел – кобель чорный
И добель белый, распрострев крыла,
Вернут твой век, и юный и проворный,
И всяк твой грех отмоют добела.

И что, как встарь, дела не будут плохи,
Что отворят тебе, и жолту кость дадут,
И шкура высохнет, и изумрудны блохи
Былую жизнь свою согласно поведут.

Домашние животные, в этом я убежден, даны нам не просто так: их цельность, смирение, простота, терпение, верность – напоминание нам, людям, о райских качествах, которые мы утратили, без которых и человек не может быть человеком. При этом домашние животные безгласны и безответны, они сообщают нам об этих качествах (не добродетелях, добродетели суть завоевания в борьбе с грехом и являются прерогативой только человека) – без слов, напрямую, ясно и очевидно. Кота и собаку способен увидеть и понять и высокоученый муж, и несмысленный младенец, кот и собака – живые проповеди Божьи о рае, тем более действенные, что слышны и атеисту. Они, вместе со звездами, цветами, деревьями, первым снегом и летним дождем, певчими птицами, жирафами и медведями коала, которые настолько не умеют защищаться, что, спасаясь от лесного пожара, не убегают, а обхватывают лапами ствол дерева и плачут – часть первоначального творения, которое осталось непадшим в самой сердцевине падшего, изъеденного злом и смертью мироздания.

Памяти кота

Вот, эти
Наши ближние, которых мы возлюбили, как самих себя,
Покидают нас, оставляя нам нас самих.
Возвращаются в вечное лоно.
Все, все свое они забирают с собой:
Булатное отточенное смиренье,
Бриллиантовую верность,
Пламенную настойчивость,
Червленое серебряное лукавство.

Память, шерстяная, потертая, серая,
Севшая от употребления, потерявшая форму и размер,
Рваная кое-где (заштопать, немного поносить),
Но пока еще теплая, – хоть это мы успели оставить себе.

Закутавшись до плеч, мы не спим,
Сидим и сидим с тобой на крыльце,
Молчим,
Смотрим, задрав головы, им вслед,
В невероятную бездонную ночь,
В которой мерцают зеленоватой надеждой
Линии их жизней на подушечках лап.

Читатель, ты уже заметил и готов напомнить мне, что, размышляя о проявлениях рая в нашей земной жизни, я не сказал о главном: о Христе, о Его Церкви и ее таинствах, о молитве и Евангелии, о Царстве Божием, обетованном нам… Да, все так. Райский свет мы видим в очах Богочеловека Христа, свет Христов – в лицах наших ближних, которых нам заповедано любить. Я только напоминаю: прежде чем пытаться быть христианами, многим из нас хорошо бы стать просто людьми. И для начала – заново увидеть, с радостью, изумлением и благодарностью, привычного лохматого Барсика, который каждый вечер устраивается теплой тяжестью тебе аккурат к радикулитной спине, и не менее привычного лохматого Шарика, который утром, стоит тебе выйти на крыльцо, гремит цепью и виляет тебе, улыбаясь до ушей, всем своим существом.

Дома

Вот интересно,
когда нас никого нет дома –
Ты на Голгофе, мы на Суде –
что они там делают, эти
невеликие наши домашние питомцы?

Спят, свернувшись,
вылизывают миску,
гоняют клубочек,
перепрятывают старую кость,
выкусывают под хвостом?

Да ну, все это –
лишь видимость. На самом деле
все они, как сказано, доныне
стенают,
мучаются
ожидают откровения двери,
наконец-то скрипа, шума шагов
и усталого, счастливого, не верящего себе
голоса, такого родного:
«Эй, фью-фью! Кис-кис!
Где вы там? Вот
Мы и дома!»

Текст: иерей Сергей КРУГЛОВ

Источники:

http://avt1975.livejournal.com/84138.html
http://literratura.org/poetry/223-sergey-kruglov-moe-voskresene.html
http://www.nsad.ru/articles/svyashhennik-sergij-kruglov-fantaziya-o-rae