Чернега ксения. Игумения Ксения (Чернега): «Я не жалею, что продолжаю заниматься профессиональной деятельностью

stroysoc.ru

Аппетит приходит во время еды – вслед за Исаакием и дюжиной других музеев у государства современное здание научного института, где изучают водные биоресурсы и создают научный фундамент импортозамещения в рыбной промышленности. Этим делом, как и почти всей программой церковной реституции, занимается игуменья , глава юридической службы РПЦ. При всей абсурдности происходящего церковь уже выиграла два суда, и матушка Ксения настроена весьма решительно. Дело в том, что институт ВНИРО находится на исторической территории Алексеевского женского монастыря, в котором она настоятельница. изучила этот и другие, не менее интересные эпизоды службы матушки.

Монахиня с высшим юридическим образованием, с 1993-го работавшая в юридической службе РПЦ, а с 2010 года ее возглавившая, регулярно дает СМИ комментарии, из которых становится понятно, насколько важна программа реституции для церкви и для нее самой. Впрочем, это ее прямая служебная обязанность – вести каждое такое дело и добиваться благоприятного для церкви исхода. Только за два месяца 2017 года общественность столкнулась с несколькими весьма показательными историями.

Известный церковный публицист Сергей Чапнин написал у себя в фейсбуке по поводу одиозного «антимиссионерского закона» (в общем одиозном же «пакете Яровой»):

Игумения Ксения (Чернега) пишет, что Московская патриархия довольна тем, что в пакте новых поправок к закону о свободе совести “сохранены нормы, запрещающие религиозным организациям осуществлять в жилых помещениях любые виды религиозной деятельности, кроме религиозных обрядов”. Я тут что-то не понимаю. Например, если ко мне придут друзья, то прочитать с ними акафист – это законно, а поговорить о нынешнем состоянии РПЦ – это уже противозаконно? И, если дети собрались поставить для родителей и друзей “Вертеп” – за это можно быть привлеченным к административной (уголовной?) ответственности? Поясните, кто в этом уже разобрался .»

Очевидно, что вразумительного ответа на ясный и резонный вопрос Сергея Чапнина от агитатора за антимиссионерский закон ждать не приходится.

Действительно, ответить нечего.

Запрет проповедовать в жилых помещениях не может быть оправдан рационально.
Даже священник, приходящий освящать квартиру, по этим новым абсурдным правилам дегенератов во власти не будет иметь права звать проживающих в ней в церковь.
У Чернеги недостаточно серого вещества, чтобы это понять? Не говоря уже о явных проблемах с совестью.
Дикость – и требование для занимающихся проповедью непрменнно официальных бумажек. Это форма гонения на веру. И теперь надо ждать появления новых тысяч преследуемых за веру, в том числе и православных, как и при советской власти, – пусть не отправляемых в тюрьмы и лагеря, но душимых разорительными штрафами, обязательными работами, прочими формами репрессий. Что Чернегам, как можно понять, вовсе неинтересно.

Даже при некоторых смягчающих поправках, свободу вероисповедания в России этот закон упразднил.

А матушке Ксении хочется заметить, что она, – хоть и не обычный смертный человек, а целая огромная игумения, – когда защищает очевидную тоталитарную мерзость, от которой неминуемо пострадают многие тысячи людей, в том числе представители ее же конфессии, совершает небогоугодное дело. И так в Интернете уже пишут, – не знаю, насколько это верно, – что Московская Патриархия якобы пролоббировала искусственно создающий преимущества РПЦ в проповеди перед другими конфессиями, нарушающий Конституцию РФ закон (точнее, часть закона “пакета Яровой”). Хотелось бы верить, что это не так. Во-вторых, игумения Чернега – по своему статусу не более, чем юрисконсульт, функционер среднего звена, она не может говорить за всю Церковь. Как руководитель юридического отдела, она не имеет права высказывать пренебрежение конституционными принципами, пусть они в значительной мере существуют теперь только на бумаге.

10 января стало известно о решении Исаакиевский собор в Петербурге в пользование Русской православной церкви. О том, как это скажется на музее, кто будет финансировать содержание собора и отвечать за сохранность содержащихся в нем ценностей, в интервью “Интерфакс-Религия” рассказала глава юридической службы Московской патриархии игумения Ксения (Чернега).

– Матушка Ксения, как скажется на государственном музее решение о передаче Исаакиевского собора Церкви?

– Поскольку здание занято музеем, согласно закону №327 о передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, если передаваемое здание занято организацией культуры, например, музеем, ему должно быть предварительно предоставлено для осуществления уставной деятельности помещение, равноценное по площади, техническому состоянию.

В этой связи органы власти Петербурга должны принять решение о включении этого здания в план передачи, который со своей стороны будет предусматривать мероприятия не только по высвобождению этого здания, но и по предоставлению музею нового здания для осуществления уставной деятельности. И здесь возникает интересный вопрос: вся музейная деятельность в Исаакие на сегодня сосредоточена на экспонировании самого церковного пространства и архитектурных особенностей. Там, насколько мне известно, нет предметов и экспонатов, не относящихся к храму. Если там что-то демонстрируется, то это иконы, иконостас, архитектурные особенности, и туристы поднимаются на смотровую площадку. Поэтому возникает вопрос: если музей как таковой будет сохранен, то что он будет делать в новом здании, что он будет экспонировать? Как власти Петербурга решат этот вопрос? Ведь музей занимался показом самого здания.

Если Церковь говорит о том, что государственный музей будет сохранен внутри этого здания, то здесь нужно продумывать какой-то иной механизм, не предусмотренный 327-м законом, потому что он основан на обязательном выселении госучреждения из занимаемых площадей. Если такого выселения не будет, значит надо продумывать вариант каких-то двойных договоров, соглашений, чтобы и религиозная организация имела объект в безвозмездном пользовании, и музей вступил в какие-то договорные отношения с религиозной организацией.

Если же мы будем создавать там церковный музей, то понятно, что государственному музею места там не будет, он должен куда-то выселиться, но возникает вопрос, насколько ему нужны такие же адекватные площади, потому что вся его деятельность в Исаакие заключалась в показе самого Исаакия. То есть здесь проблема интересная и она должна быть как-то дополнительно обсуждена, должны быть найдены дополнительные варианты решения.

– Как будет решаться вопрос с сохранностью культурных ценностей собора?

– Иконы и иконостас скорее всего будут сохранены в оперативном управлении музея и переданы в безвозмездное пользование Церкви. Эта модель предусмотрена постановлением правительства России, согласно которому движимое имущество религиозного назначения, относящееся к музейным предметам и коллекциям, как, например, иконы, иконостас, сохраняется в государственной собственности и в оперативном управлении соответствующих музеев и при этом передается в безвозмездное пользование религиозных организаций. Иными словами, религиозная организация, пользующаяся этими музейными предметами, будет подконтрольна музею, который будет проверять сохранность этих предметов, бить тревогу в том случае, если что-то будет нарушено, если какие-то предметы будут под угрозой разрушения. Музейные работники должны периодически приходить, контролировать сохранность этих предметов, потому что музей будет правообладателем этих ценностей.

– А как будет осуществляться дальнейшее финансирование содержания Исаакиевского собора?

– Что касается финансирования, то этот вопрос наиболее интересен. Если речь идет о поддержании в надлежащем состоянии самого здания, то это будет скорее всего осуществляться за счет субсидий, выделяемых в рамках той или иной программы. Поскольку это объект ЮНЕСКО, возможно, здесь городские субсидии должны быть задействованы. Я с полной уверенностью сказать не могу, но мне думается, что в рамках федеральной целевой программы “Культура России” финансируются памятники федерального значения, находящиеся в любых формах собственности. Например, если это городская собственность, но памятник имеет федеральное значение, можно и за счет федеральных субсидий его финансировать. Этот вопрос нужно дополнительно изучить.

23 декабря 2013 года в домовом храме Патриаршей и Синодальной резиденции в Даниловом монастыре состоялся монашеский постриг игумении нового московского монастыря – Алексеевской ставропигиальной женской обители, возрожденной на историческом месте, в Красном селе. Руководитель Юридической службы Московской Патриархии монахиня Ксения (Чернега) пострижена в малую схиму с именем Ксения в честь святой блаженной Ксении Петербургской. Каково новое послушание, чем будут заниматься сестры и как возник монастырь, читателям портала «Приходы» рассказывает матушка Ксения.

Каким Вы видите Алексеевский монастырь?

– Созданный в 1360 году Алексеевский монастырь является древнейшей женской обителью Москвы. Небесный покровитель монастыря – святой Алексий, человек Божий. И думаю, что в его житии сестрам монастыря следует черпать силы к несению монашеского креста. Этот угодник Божий бежал от мира. Оставив семейный очаг, он избрал поистине монашеский путь молитвы, поста и скорбей. Его подвиг был тайным. И в этом − тоже нам образец для подражания.

Несомненно, Алексеевский монастырь будет следовать традициям женского монашества. У обители есть и свои собственные традиции, которые можно почерпнуть издореволюционных свидетельств о жизни ее насельниц. За минувшие двадцать лет при приходе храма Всех святых в Красном селе был собран архив из личных вещей, фотографий насельниц Алексеевского монастыря. Сейчас они экспонируются в небольшом музее воссозданной обители. Мы ощущаем молитвенную помощь наших предшественниц.

Надо сказать, что некоторые из них причислены к лику святых. Помимо основательниц Алексеевского монастыря преподобных Иулиании и Евпраксии, прославлены также и послушницы монастыря: преподобные Анна и Матрона (Макандины), Евфросиния (Тимофеева), пострадавшие в годы безбожных гонений.

Молитвенным ходатайством преподобныхвозрождена наша обитель. Не оставят они нас и внепростые годы становления монашеской жизни.

В XIX веке монастырь благодаря стараниям одной из выдающихся игумений нашей обители Антонии (Троилиной) отличался от прочих городских монастырей своей социальной ориентацией. При нем существовала богадельня, школа для южнославянских девиц, училище для девочек из семей малообеспеченных священнослужителей.

Городские монастыри, на мой взгляд, не могут быть совершенно изолированы от мира. Согласно утвержденной Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом концепции воссоздания Алексеевского монастыря, при обители будет функционировать богадельня, школа и другие социальные учреждения.

Зачем нужно было воссоздавать Алексеевский монастырь? Кто его насельницы?

– Монастырь создан на базе прихода храма Всех святых в Красном селе. Сама я являюсь давней его прихожанкой. В числе духовных чад протоиерея Артемия Владимирова я приняла участие в возрождении храма Всех святых практически сразу, как наш духовник был переведен сюда на настоятельскую должность. Приход был зарегистрирован в 1991 году, однако уже тогда, в начале 90-х, несмотря на то, что на месте монастыря были развалины и запустение, мы ощущали витающий здесь «монашеский дух». С мыслью о монастыре мы возрождали храм, келейные корпуса, строили жизнь нашей приходской общины. Более того, в наименование нашего прихода было включено упоминание об Алексеевском монастыре, при храме которого приход был основан.

Шли годы. Отец Артемий неоднократно обращался в Патриархию с просьбой возродить обитель. Но просьба эта была удовлетворена лишь через двадцать с лишним лет. Думаю, что у Бога на все свои сроки.

Стоит отметить, что импульс к возрождению обители придал визит Святейшего Владыки Кирилла в наш храм в 2010 году. Тогда Его Святейшество в своей проповеди отметил «скитальческую судьбу» нашей обители и призвал нас к возрождению монастыря. В том же году по благословению Предстоятеля Русской Церкви было основано сестричество преподобного Алексия, человека Божия, в состав которого вошли наши прихожанки.

Инокиня Ксения (Чернега): Русская Церковь не будет заключать трудовые договоры со священниками

Президент подписал поправки к закону «О свободе совести и о религиозных объединениях». Религиозным организациям предоставляется право устанавливать условия деятельности священников и религиозных работников, а также требования к ним в части религиозного образования. Закон также предусматривает, что религиозные организации в случаях, предусмотренных уставами, заключают трудовые договоры с работниками.

Как изменения в законе повлияют на трудовые отношения в Русской Православной Церкви? Комментирует глава юридической службы Московской Патриархии инокиня Ксения (Чернега).

— Матушка Ксения, какие изменения грядут в части трудовых отношений Церкви со священниками и другими работниками? Разве раньше не было права решать кадровые вопросы в соответствии с уставом?

— С точки зрения анализа положения п. 5 ст. 4 закона, где сказано, что религиозные организации вправе назначать и изменять свой персонал в соответствии с условиями и в порядке, предусмотренном собственными установлениями, мало что меняется.

Предыдущая редакция данной нормы предусматривала фактически аналогичное положение, суть которого заключалась в том, что все кадровые вопросы в отношении персонала религиозных организаций, к которому относятся священнослужители, а также алтарники, псаломщики, монашествующие, религиозные организации решают самостоятельно, в соответствии со своими внутренними установлениями, скажем, церковными канонами. Государственное законодательство не может никаких правил на этот счет устанавливать.

Надо сказать, что это положение нашего федерального закона о свободе совести, которое, я хочу еще раз повторить, практически не изменено, полностью соответствует международным документам, таким например, как «Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религий и убеждений», принятая генеральной ассамблеей ООН. В ней тоже сказано, что религиозные организации назначают своих руководителей согласно нормам той или иной религии. И государство не может вмешиваться в эту сферу.

— Существует ли теперь обязанность заключать трудовой договор со священником? Ведь работа священника является и служением — какие условия можно было бы описать в таком договоре?

— В процессе разработки и прохождения этого закона, который впервые был внесен в Думу осенью прошлого года законодательным собранием Татарстана, затем перевнесен группой депутатов Госдумы, велась дискуссия о целесообразности внесения в закон о свободе совести нормы, обязывающей религиозные организации заключать трудовые договоры со всеми, кто служит или работает в религиозной организации.

Конечно, Церковь не поддерживала эту инициативу и всячески подчеркивала, что ни одно юридическое лицо по закону РФ не обязано заключать трудовые договоры, а может оформлять отношения по труду и другими договорами. Например, если это бесплатный труд, то трудовой договор не должен вообще заключаться, потому что он заключается только в случае выполнения труда за оплату. С волонтерами трудовые договоры не заключаются. И, скажем, с монашествующими мы никогда не будем заключать трудовые договоры, потому что формально они относятся к категории волонтеров.

То есть, мы настаивали на том, чтобы закон о свободе совести по-прежнему предусматривал право, а не обязанность религиозных организаций заключать трудовые договоры. Напомню, что соответствующая формулировка была в п.1 ст.24 закона «О свободе совести», где было сказано, что религиозные организации вправе заключать трудовые договоры с работниками.

Законопроект имел несколько версий, и первая его версия предлагала заменить слово «вправе» на слово «обязаны», что вызывало возражения. Наконец, на сегодняшний день принята следующая формулировка, которая нас устраивает, она звучит следующим образом: «религиозные организации в случаях, предусмотренных уставами, заключают трудовые договоры». То есть все конфессии могут предусмотреть в своих уставах случаи обязательного заключения трудового договора.

Как раз у муфтия Татарстана был интерес в том, чтобы трудовые договоры со священниками заключались. По этому поводу у нас произошло расхождение с представителями Татарстана и депутатами, лоббирующими их интересы, в этом вопросе. В целях борьбы с экстремизмом на территории Татарстана их представители сочли нужным заключать договоры со священниками. В таком случае, если против священника возбуждено уголовное дело в связи с экстремистской деятельностью, то при наличии трудового договора можно всю общину, с которой священник заключил договор, ликвидировать или приостановить ее деятельность по статье об экстремизме.

Теперь у мусульманских общин есть такая возможность. Они могут в своих уставах предусмотреть обязательность заключения трудовых договоров со священниками и будут эти договоры заключать.

Вместе с тем можно и не предусматривать в уставах такой обязанности, и договоры со священниками заключаться не будут. Как раз Русская Православная Церковь на этом варианте остановится. По-прежнему у религиозных организаций есть свобода выбора. Но если раньше она не должна была нигде фиксироваться, то теперь в уставе должны быть обозначены случаи заключения трудовых договоров.

— Поясните, пожалуйста, регламентацию получения священником образования — есть ли какие-то жесткие нормы закона в этой части?

— Представители Татарстана хотели обязать всех священников иметь религиозное образование, подтвержденное российскими дипломами. То есть получать религиозное образование в российских учебных заведениях, и, если за рубежом, то в строго определенном перечне заведений, дипломы которых будут признаваться в России. Это преследовало одну цель: исключить возможность обучения будущих священников в ваххабитских учебных заведениях за рубежом.

Но, в данном случае, остановились на формулировке, по которой требования и условия получения религиозного образования священнослужителей будут определяться не законом, а внутренними установлениями религиозных организаций. Эта норма зафиксирована в новом законе, и по существу она ничего не меняет, потому что и до принятия закона мы таким правом обладали и решали, где должны учиться наши священнослужители.

В некоторых конфессиях вообще не требуется получение священнослужителями какого-либо религиозного образования. Поэтому законодатель не стал эту сферу жестко регламентировать и предусматривать обязательность наличия у священника религиозного образования. Религиозная организация сама решает этот вопрос.

— То есть, поправки в закон для Русской православной Церкви в сущности ничего не меняют?

— Да. Но мы поучаствовали в разработке этого законопроекта, и в том виде, в котором он сейчас есть, он нас устраивает.

Источники:

http://stroysoc.ru/adjoining-buildings/igumeniya-kseniya-chernega-ya-ne-zhaleyu-chto-prodolzhayu-zanimatsya/
http://www.pravmir.ru/inokinya-kseniya-chernega-russkaya-cerkov-ne-budet-zaklyuchat-trudovye-dogovory-so-svyashhennikami/