Беседы со священником савва мажуко. Архимандрит Савва (Мажуко): Борьба с постом

Борьба за пост

Для чего нужен пост? Такой простой вопрос может поставить, оказывается, в тупик.

Пост нужен для духовной зоркости. Так ответят не только православные, но и верующие разных религий, в которых используется методика концентрации внимания. Чтобы молиться без развлечения, нужно иметь нерассеянный ум. Как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов): «Намереваясь принести Богу молитвы, отвергни все помышления и попечения земные». Собрать ум в одну точку – вот цель православной аскетики, христианского подвига.

Для того, чтобы молиться внимательно, разные святые отцы советуют совершать разные действия. Очевидно, это происходит оттого, что разным людям помогают в болезнях телесных и духовных разные лекарства. Кто-то рекомендует перед молитвой почитать духовную книгу или заняться богомыслием, чтобы настроить себя на общение с Господом, кто-то – совершить несколько земных или поясных поклонов. Святитель Игнатий пишет: «Перед начатием вечернего правила особенно полезно положить посильное число поклонов: от них тело несколько утомится и согреется, а сердцу сообщится чувство благочестивой печали». Происходит это потому, что душа неразрывно связана с телом, и если тело несет подвиг, то и душа ему сочувствует. Отсюда так велико влияние телесного поста на состояние души.

Святитель Игнатий (Брянчанинов): «Едва встанет пресыщенный или насытившийся на молитву, сонливость и леность нападают на него…»

«Умеренное, благоразумное, постоянное воздержание от пищи и пития делает тело легким, очищает ум, дает ему бодрость и потому служит также приготовлением к молитве. Невоздержание чрева соделывает тело тяжелым, дебелым, ожесточает сердце, потемняет ум множеством испарений и газов, восходящих из желудка в мозг. Едва встанет пресыщенный или насытившийся на молитву, сонливость и леность нападают на него, множество грубых мечтаний рисуются в его воображении, сердце его неспособно прийти в умиление», – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). Истинность этих слов, я думаю, каждый испытал на себе. Пост облегчает борьбу со страстями и греховными наклонностями, некоторые из них и вовсе не победить без воздержания.

В глубоком влиянии поста на душу заключается смысл говения перед Причащением. Тут же кроется и цель установления Церковью нескольких многодневных постов.

Как известно, мы имеем четыре многодневных поста: Великий, Петров, Успенский и Рождественский. Издревле известен лишь один из них – Великий. Остальные посты добавлялись в ходе развития церковной практики. Что сейчас для нас значат две-три недели поста? Это намек на то, что нужно как-то вырваться из привычного суетливого круга мирских обязанностей, освободить время для Бога. И первым символом этого освобождения от обязанностей и установлений века сего является отказ от пищи. Как и сейчас в знак протеста люди устраивают голодовки, так и наш пост – знак протеста против владычества сатаны над нашим телом. Желудок – тот орган, желания которого невозможно игнорировать. Невозможно жить без еды. И когда мы отказываемся от еды, то удостоверяем, что «не хлебом единым жив человек» (Втор. 8: 3) и что «наша жизнь на небесах» (Флп. 3: 20) , а не в желудке.

Именно в дни поста ярче всего осознаешь свое христианское жительство. Поэтому для многих постные дни – оазисы чистоты и правды.

Всем, наверное, знакомо чувство облегчения, с которым входишь в пост. Да, это где-то неудобства, где-то тяжесть, а где-то и вовсе подвиг. Но именно в дни поста ярче всего осознаешь свое христианское жительство. Поэтому для многих постные дни – оазисы чистоты и правды.

Сейчас появляется много предложений о церковной реформе, и если некоторые из них звучат еще более-менее разумно, то иные поддерживать никак нельзя. Например, можно согласиться с мыслью, что для людей, часто причащающихся, допустимо сокращать подготовительный пост перед Причащением. Скажем, если человек не постится никогда и причащается раз в год, то нормальная подготовка для него – поститься весь Великий пост. Если же человек постится во все посты и причащается каждый месяц – срок говения перед Причастием сжимается до трех дней. Если же человек причащается каждый день – то постится только в установленные Церковью посты. Эти тезисы были озвучены, например, комиссией Межсоборного присутствия в проекте документа «О подготовке ко Святому Причащению».

Однако совсем легкомысленно восставать против количества многодневных постов. Например, архимандрит Савва (Мажуко) пишет в статье «Борьба с постом: есть ли выход?», что воцерковленным людям можно и не соблюдать Петров пост, поскольку он изначально был установлен для людей, у которых не было возможности соблюдать Великий пост. Этот факт известен из «Апостольского предания» святого Ипполита Римского (III в.). Конкретно святой Ипполит говорит: «Если же кто, будучи в плавании или по другой необходимости, не знал дня [Пасхи], то, узнав об этом, пусть постится за прошедший пост после Пятидесятницы». Честно говоря, из этого текста сложно заключить, существовал ли до этого обычай поститься после праздника Пятидесятницы.

Например, в «Апостольских постановлениях» (составлены в IV в. или ранее) написано: «После нее (Пятидесятницы) одну седмицу поститесь, ибо справедливо, чтобы вы и веселились о даре Божием, и постились после послабления». То есть в древности во многих местах существовала традиция, по которой пост среды и пятницы отменялся не только в течение Светлой недели, но аж до праздника Святой Троицы, то есть Пятидесятницы. Остаток этой традиции – отмена земных поклонов от Великого четверга до дня Святой Троицы. Естественно, что после такого длительного праздника и послабления необходимо было усилие, чтобы снова взять себя в руки. Именно с этим и связывают многие литургисты смысл установления Петрова поста (раньше он даже назывался «пост Пятидесятницы»). В нашей традиции мы отменяем пост среды и пятницы только на Светлой неделе – и слава Богу. Ведь если честно, так трудно после нее войти в обычный молитвенный и постный режим. Поэтому так неохота после Троицкой сплошной недели начинать пост. Но если бы его не было, начать Успенский или Рождественский пост было бы еще труднее, не правда ли? Так устроена падшая человеческая природа, что мы тяжело привыкаем к стесненным условиям жизни и моментально – к комфортным.

Так же странно звучит мысль сократить посты. Мы обычно ссылаемся на то, что у нас другой ритм жизни, другие нагрузки и труды. Да, действительно, ритм совсем другой. Если раньше почти каждый человек работал весь день на природе, находился в состоянии, близком к созерцанию и умиротворению, что ему стоило от созерцания творения Божия обратиться к молитве и созерцанию Творца? Гармония природы и неверующего человека может привести к вере и славословию Господа. У нас же такая жизнь, что горожанин и звезды на небе ночью не видит, голова разрывается от блуждания мыслей по всему миру, глаза болят от экрана монитора – где уж тут включиться в молитву?! Да нам перед молитвой надо час-два отходить от ритма нашей «выдающейся» техногенной цивилизации, чтобы настроиться на молитвенный лад. Как же пост сокращать, если мы и за две недели не можем никак начать его в полной мере? А еще можно вспомнить, как питались наши предки. Это у нас каждый день вне поста на столе и колбаса, и молоко, и сладости. Я вспоминаю 1980-е годы: и тогда далеко не каждый день мои родители могли себе позволить приготовить для семьи мясное блюдо. А что же крестьяне XIX или XVIII века? Да они мясо видели только по праздникам. Да и молоко в хозяйстве, где одна корова, круглый год не увидишь. Мы по сравнению с нашими прадедами просто жируем. И их ручной труд был на порядок тяжелей, чем наш – автоматизированный. Какой у нас домашний труд? Закинул вещи в стиральную машину, включил пылесос, зажег котел. Захотел помыться – открыл кран. Просто невообразимый расход сил! Да, сельские жители и сегодня не избавились полностью от ручного труда, но, чай, простыни в речке уже никто не полощет. То у деревенского жителя мотоблок, то минитрактор, а про бензоинструмент я и вовсе молчу.

Так в какую сторону меняется наша жизнь? В тепличную. Так почему же мы должны меньше поститься? Вероятно, только потому, что похоти у нас развились намного больше, чем у наших отцов и дедов.

Святитель Афанасий (Сахаров): «Всё то, что заключается в Типиконе… является плодом… целожизненных молитвенных подвигов лучших сынов Церкви».

Да, устав, которым мы пользуемся, – монашеский. Но это не значит, что придумали его на досуге пара монахов за бутылкой кагора. Как говорят инструкторы по вождению автомобиля, на каждом месте, где стоит дорожный знак, произошла авария. Место установки каждого знака полито кровью, поэтому необходимо соблюдать правила дорожного движения, чтобы не пролилась новая кровь. Правила, установленные Церковью, так же важны, как и правила дорожного движения. Отцы, составившие их, просто поделились своим опытом, объяснили, что соблюдая это – будешь иметь больше шансов на выживание. Вот как пишет выдающийся литургист XX века святитель Афанасий (Сахаров): «Всё то, что заключается в Типиконе и богослужебных книгах, в большинстве является плодом иногда целожизненных молитвенных подвигов лучших сынов Церкви, великих угодников Божиих, неусыпных молитвенников, для которых молитва составляла всё в жизни, которые за молитвой забывали о пище, о сне, об окружающих врагах и мучителях, которые свое богослужение и молитвенное правило оканчивали в засыпаемых катакомбах, в подожженных со всех сторон храмах, на пути к месту казни… Сии святые делатели молитвы опытно познавали, как легче и прямее достигнуть спасительнейших и сладостнейших плодов молитвы… Так слагался наш Церковный Устав, который наши старые русские книжники не без основания называли “Книгой богодухновенной”».

Посмотрите на участников святых Соборов, на которых не только утверждались догматы веры, но и принимались дисциплинарные правила, следовать которым мы стремимся и сейчас. Кто там заседал? Живые чудотворцы, исповедники, общепризнанные праведники. Так, на I Вселенском Соборе присутствовали святитель Спиридон Тримифунтский, святитель Николай Мирликийский, святитель Афанасий Великий, преподобный Павел Неокесарийский, святой равноапостольный Константин Великий и другие святые отцы. И так было всегда. Просвещенные Духом Святым, эти отцы изрекали поучения не от себя и не от своего знания, но руководствовались волей Божией. Ныне же все мы – образованные и эрудированные, но вот кто же из нас может похвастаться тем, что знает волю Божию? Святитель Спиридон Тримифунтский на Соборе в удостоверение своей правоты сотворил чудо, а как же мы?

Мы используем Устав, составленный преподобным Феодором Освященным. Конечно, он монашеский, поскольку в монашестве реализовалось совершенство христианской жизни. И Устав монашества стал идеалом для всех: и для иноков, и для мирян. Идеал – он в принципе недостижим в любой сфере. Идеал в христианстве – Сам Господь, ибо Он говорит: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Но разве это повод говорить: «Нет, планка заповедей блаженств сильно высока для современности, поэтому нужно ее понизить»? Так и с постом и молитвой. Если правильное пощение для нас, как кажется, недостижимо, разве это повод для понижения требований? Не церковный свод нужно прогибать под себя, а самому тянуться к церковной мере. Если можно было соблюсти правильный пост в XVIII, XIX и XX веках (я не говорю о еще более раннем времени), то можно и в XXI. Что изменилось? Что отличает монаха палестинской лавры от монаха Свято-Никольского гомельского монастыря? Или женатого программиста из Петербурга от женатого письмоводителя императора Константина Великого? У него другое тело? Другая физиология? Их отличает только покрой одежды и характер труда. Грехи и страсти, а также борьба с ними не меняются тысячелетиями от сотворения мира. И в нынешних условиях мы нуждаемся не в послаблении и без того комфортной жизни, а скорее наоборот.

Я не монах, а женатый священник, поэтому могу спокойно рассуждать и о супружеском посте. Есть много вопросов, которые касаются смешанных браков: один из супругов воцерковленный, второй – неверующий или невоцерковленный человек. Тут, конечно, верующий должен уступать своей второй половине, но и то – с рассуждением. Если же оба воцерковлены – в чем проблема? Гложет тебя похоть – ищи причину. Она может быть случайная: съел лишнего, посмотрел то, чего не стоило смотреть, и т.д. Может быть и постоянная: например, услаждение блудными помыслами. Нашел причину – работай в этом направлении. А то у нас, бедных немощных христиан последних времен, всё не то и не так, дайте нам на всё послабление. И врата, врата пошире в Царство Небесное! Чтобы не просто спокойно войти, а на джипе въехать можно было!

Нарушение поста должно быть поводом для сокрушения и покаяния, но покаяние – это вовсе не печать вины на лице верующих.

Нарушение поста должно быть поводом для сокрушения и покаяния, но покаяние – это вовсе не печать вины на лице православных верующих. «Вот, Господи, ты видишь мою слабость в этом – прости меня и помоги исправиться» – это самое что ни на есть постовое ощущение. Если же нам предоставить «смягченные» правила поста и мы будем их легко соблюдать, не станет ли это, наоборот, поводом к самомнению? Текущие установления таковы, что даже если их соблюдешь в полноте, то с таким подвигом и изнеможением, что ни о какой гордости не может возникнуть и мысли. А как тогда? Ведь вполне возможно, что, раз опустив планку требований, наша человеческая натура не успокоится на этом, и планка будет опускаться всё ниже и ниже, пока мы не дойдем до уровня протестантов. У них вообще нет никаких трудов и безмятежное счастье на лице. А почему бы не быть счастливым? – Ничего делать не надо, а спасение гарантировано! Красота! Но набатом для таких людей звучат слова апостола Иакова: «И бесы веруют, и трепещут», – а в геенну пойдут, и «вера без дел мертва» (Иак. 2: 19, 26).

Раз опустив планку требований, наша натура не успокоится на этом, и планка будет опускаться всё ниже и ниже…

Первые же дела веры – пост и молитва. Потщимся же, братия и сестры, каждый нести свой подвиг по мере сил. Какие есть у нас оправдания? Их нет пред лицом Божиим. Единственное оправдание оговорено Уставом: если кто слаб здоровьем. А остальное: режим дня, труд, условия внешние и внутренние – лишь поблажка нашему похотению, от которого да поможет всем избавиться Пресвятая Богородица, ради Которой мы ныне постимся.

Борьба с постом: есть ли выход?

Поститься трудно. Но это не только оттого, что мы все повально чревоугодники. Все прекрасное трудно, а если речь идёт об аскетическом усилии, настоящий эстет способен разглядеть его непреходящую красоту и застыть в благодарном удивлении. Но мы-то с вами знаем, что постом бывает не до красоты, гораздо ближе – до депрессии.

Архимандрит Савва (Мажуко)

Пост – это духовное упражнение? Никто не спорит. Пост полезен для духовной жизни? Никто не возразит. Православная церковь предписывает своим чадам определённый ритм поста? Никто не усомнится. В чём проблема? Проблема в том трагическом несоответствии церковных предписаний с действительностью, в которой мы живём. Это разрыв не между законом и благодатью, как часто полагают, а между церковным законодательством и реальностью.

Подавляющее большинство православных, если и постится, то вовсе не так, как это предписывается Типиконом, т.е. церковным уставом. Но совесть-то у всех у нас жива и чувствительна. Мы люди верующие и очень тяжело переживаем сам факт нарушения канонов. Да, духовник может посоветовать, врач предписать, родители пожалеть, но – чувство вины остаётся, а это значит, что каждый пост для современного мирянина – это время не духовных упражнений, а, прежде всего, жуткого нравственного стресса – я не делаю, как положено, я нарушаю, я поступаю неправильно.

С этим бременем вины нам никак мириться нельзя, уже хотя бы потому, что православный человек и так во всем виноват. С чувством вины мы всегда как-то слишком усердствуем. Хотите в толпе безошибочно обнаружить верующую? Это легко. У обычной православной женщины такое выражение лица, будто это ее сын развязал Вторую мировую войну.

Если пост установлен церковью, он не может быть всего лишь моим частным делом. Постится вся церковь, и вместе со всей церковью несу этот подвиг и я. Мы, конечно, можем сказать и скажем – следует каждому самостоятельно выбрать свою меру поста, и это будет верно, но ведь церковные посты – они для всех, и, постясь, ты себя должен ощущать причастным к одному большому общему церковному делу. Таков замысел. Такова центральная идея.

Общецерковный пост – это литургия вне литургии, это действительно дело всей нашей большой церковной семьи, и надо сказать, что ресурс общецерковного поста мы практически никогда по-настоящему не используем, мы даже еще не пытались его обнаружить.

Если бы все верующие люди сознавали церковные посты как общее дело, это бы серьезно влияло даже на положение дел в стране, и пусть вы здесь снисходительно улыбнётесь, но согласитесь – пост это очень доступная и довольно сильная форма молитвы.

Следует вернуть посту его достоинство. Пост – не личное дело, а участие в едином подвиге всей церкви. Поститься – это высокая честь. Сообразуясь с обстоятельствами, церковь могла бы принимать решение о посте (чётко сформулировав при этом, что имеется в виду) в связи с различными трагическими или сложными событиями в обществе, стране, в мире.

У всецерковного поста есть ресурс единения, и более того, православные в дни тяжелых испытаний и трагических событий могли бы объединяться в постном подвиге с инославными и даже иноверцами. Не вижу здесь никаких канонических препятствий. Но думаю, что это бы способствовало взаимному пониманию и примирению между людьми. Это сложная тема, она требует подробного обсуждения, но о том, в чём назрела жгучая нужда и необходимость, нам следует говорить честно.

Современный устав церковных постов не работает. Скажу совсем крамольную вещь. Такового устава попросту нет. Он не существует. То, что мы читаем в Типиконе или в календаре, – редакция одного из многочисленных монашеских уставов, я подчёркиваю два слова – «монашеских» (!), «многочисленных» (!).

В древней церкви было много различных видов и уставов поста, но только монахи догадались записать свои традиции, а поскольку более развитая культура всегда подчиняет менее развитую, со временем на православном востоке случилась настоящая культурная экспансия монашеских уставов: и современное богослужение, и практики поста и молитвы, и сам стиль жизни православного мирянина по своему происхождению и внутренней логике – монашеские.

Это плохо? Не знаю. Просто так сложилась наша история, из чего вовсе не следует, что история уже завершена и развитие остановилось. На определённом этапе церковной истории активную и очень деятельную роль взяли на себя монастыри и они с честью выполнили свою миссию. Мне кажется, что настало время мирянам отдать свой долг, заимствовав всё важное и ценное у предшественников и учителей, взять на себя активную роль в церковной жизни, созидать и трудиться, смело и дерзновенно продолжать дело своих наставников.

Почитайте наш Типикон. Это книга для монастыря, там даже главы есть о поведении в трапезе, о братской одежде и прочее. Но мы не можем жить по правилам, написанным в средние века, тем более не для мирян, а для монахов, и не просто для монахов, а для иноков конкретного палестинского монастыря.

Не правда ли, жизнь женатого питерского программиста сильно отличается от бытия средневекового палестинского монаха? Если бы мы сейчас продолжали учить детей по школьным программам, составленным Квинтиллианом, Боэцием или Алкуином, биологию изучали по Аристотелю, а в больницах лечили, сообразуясь с текстами Гиппократа? Это уважаемые авторы, они много сделали для человечества, но жизнь продолжается, и мы теперь немного больше знаем об устройстве человеческого организма, причинах болезней, о физических законах. Но при этом мы восхищаемся Аристотелем, читаем Боэция и завидуем Алкуину, и никому не придёт на ум называть нас обновленцами.

Мы живём в другом мире, с новыми вызовами, запросами, искушениями. Мир изменился. Ритм жизни иной. Пища другая. Мы – другие. Мы дольше живём, больше читаем, чаще моемся, редко убиваем и нечасто ходим на казнь. У нас есть микроволновки, пылесосы и совсем нет крепостных.

Мир поменялся, но он по-прежнему нуждается в евангельской истине и опыте церкви, а значит, каждое поколение христиан обязано трудиться над тем, чтобы этот опыт был доступен нашим современникам, обнаружен, осмыслен и переведён на их язык.

Надо ли делать вывод, что всё это для мирян не обязательно, а потому можно со спокойной совестью всеми этими не-мирянскими уставами пренебречь? Ни в коем случае. Церковь и анархия – вещи несовместные. То, что у нас нет мирянского устава поста, – вовсе не основание для дисциплинарного произвола. Наоборот, это импульс к церковному творчеству. Нам никак нельзя обойтись без всецерковного устава поста.

С другой стороны, мы понимаем, что нынешняя организация поста не работает. Вывод простой: следует взять на себя труд канонического творчества. Кто возьмет на себя этот труд? Некий церковный орган, специально учреждённый иерархами. В него войдут не только профессиональные богословы и историки, но и люди опытные в духовной жизни.

Итогом работы этого органа должно стать некое Положение о посте, в котором подробно и взвешенно будет описана приемлемая для современного человека практика мирянского поста – важен сам этот термин, он должен органично и законно войти в канонические документы церкви. И в этом Положении должны быть описаны общеобязательные, но разумные и обоснованные требования, предъявляемые церковью к православному человеку, а также все случаи ослабления поста, например, для больных, детей, беременных, путешествующих, описаны нормы поста перед причастием, чтобы совесть этих людей была спокойна, чтобы не рвалась она от чувства вины и специфически православной постной депрессии.

Каждую главу в Положении следует сопроводить исторической справкой, чтобы люди понимали, что не обновленчеством и модернизмом вызван этот документ, а законными потребностями церковной жизни. Ведь церковная древность не знала таких строгих постов, как сейчас, особенно же для мирян.

Нам всем известно, что Петров пост – это духовное упражнение для людей, которым не удалось понести Великий пост. Зачем же мне, великопостнику, держать еще и Петров пост? Рождественский пост и Успенский в древности соблюдали только монахи и то некоторых монастырей, потому что у каждого монастыря был свой собственный и постный и богослужебный устав, и это абсолютно нормально.

В Рождественский пост миряне постились лишь пять последних дней, а в остальные дни воздерживались лишь от мяса, вкушая молочные продукты. Было время, когда мирянам в Рождественский, Петров и Успенский посты разрешалось вкушать молочную пищу.

Почему бы не вернуться к этой практике? Ведь пища стала другой, не правда ли? Вкушать рыбу, кальмаров, мидий и модные грибы – сегодня это роскошь, и не надо себя обманывать – это ведь жуткое уродство тратить на еду во время поста больше, чем в непостное время.

А все эти новейшие изобретения православного благочестия – «постные майонезы», «постные сметаны»? Разве это не безобразие? Или пост – или майонез! Зачем врать?

Отдельный и весьма деликатный вопрос, требующий прояснения, вопрос, который мне, монаху, не следует и затрагивать, но мне, духовнику, никак не миновать – близость супругов во время поста.

Я знаю множество эпизодов громких разводов, измен, скандалов и просто регулярно повторяющегося ужаса для православных семей. Поверьте, это проблема и для вполне воцерковлённых пар, и обычно в ее решении полагаются на суд духовника, а его совет или решение могут быть весьма неожиданными. Если у батюшки «приступ благочестия», то лучше сразу разводиться и идти в монастырь.

Люди хотят всё делать правильно, «как положено», это естественное свойство хороших людей. Поэтому, мне кажется, необходимо найти правильный подход в решении этой проблемы, ясно понимая, что ее разрешения мы не найдём в канонических текстах, составленных главным образом монахами и безбрачным епископатом, а значит, потребуется творческое усилие современной канонической мысли, и этого не следует страшиться, потому что это усилие надо бы уже давно пробудить и взяться за решение накопившихся за тысячелетия церковных проблем.

А если честно – просто тяжело смотреть, как мучаются люди, тем более, что есть простые и вполне доступные механизмы решения этого вопроса. Друзья мои, в нашей жизни и так много боли, страданий и сложностей, зачем мы еще и в церкви сами себе создаём искусственные трудности?

Решит ли такой канонический текст все проблемы? Нет, конечно, и питать иллюзий по этому поводу не следует. Люди остаются людьми, и никакой самый тщательно разработанный закон не покроет всех нюансов человеческой жизни. Но, в конце концов, все наши проблемы можно и нужно активно обсуждать, и подобные обсуждения, каким бы ни был их результат, полезны для церковной жизни сами по себе.

Общение христиан по поводу серьезных вопросов – это тоже духовное упражнение, которое приучает слушать, понимать, изучать язык и мысль оппонента, спорить без озлобления, находить слова и формулировки, понятные нашим совопросникам.

Могут возразить, что подобное творчество противоречит послушанию церкви. А разве мы – не часть этой семьи, мы что же – приёмыши, неродные дети, нашего мнения никто не спрашивает?

Вот составят наши богословы Положение, примет его народ Божий, утвердят архиереи, – и будем мы его слушаться все вместе, благодаря Бога в посте и молитве.

О посте. Ответ на статью Архимандрита Саввы (Мажуко).

В современном мире кто только не решается с дерзновением писать о посте: и Предстоятель, и известные духовники и пастыри, и даже мы, миряне. То, что пишут о посте пастыри не удивительно – им учительство и им дар слова и через них благодать. То, что пишем мы, миряне, не есть совершенно обыкновенно и весьма не всегда потребно и полезно нам, даже если и слова правильные сказаны – никто не благословлял нас на учительство. Сие есть правда, это надо признать. Но случается, что пастырь, сколь бы он не был любим и сколь бы не был более искушен тебя, вечно спотыкающегося и не имущего силы подняться из кала своих страстей, пишет нечто такое, что не должно оставлять без ответа и на что требуется обратить внимание и других братьев, дабы если обнаружен вред, то оказался бы уврачеван, а коли под вредом мы обнаружили безвредное, то и это было нам разъяснено пастырем к нашему спасению.

Что же усмотрелось мне, недостойному даже подойти под благословение отца Саввы, что заставляет меня ревновать об ответе? Прежде всего усмотрелся ни много не мало уход от правильной внутренней установки православного человека к ложной, в угоду внешнему миру, в угоду нашей испорченной природе.

Отец Савва Вы пишете такие слова:

« Проблема в том трагическом несоответствии церковных предписаний с действительностью, в которой мы живём. Это разрыв не между законом и благодатью, как часто полагают, а между церковным законодательством и реальностью ».

Можно сказать еще короче: несоответствие между акривией и икономией, применяемой к нам ради нашего спасения и по причине нашей испорченной природы, на которой мы несем следы не только того, что сами в значительной степени успели натворить, то и то, что мы приняли по наследству от наших сродников.

Однажды, общаясь с одним моим другом- простым сельским священником, я в сердцах посетовал ему на то, что вот я часто случается веду себя много хуже тех, кто не живет в лоне Церкви и, может, даже и вовсе не христианин. Они, по крайней мере, если и совершают некоторые грехи, то совершают их часто неосознанно. Я же знаю, что собираюсь совершить грех, знаю, что это мерзко в очах Господа, что это оскорбляет Его, но все же осознанно согрешаю. Он спокойно все выслушал и ответил:

– Мы часто ревнуем о подвигах святых угодников Божьих, но не соразмеряем своих сил в этой ревности. Очень часто, читая жития святых мы замечаем, что и их родители жили праведно, и разумно предположить, что и родители их родителей… Святой род – вот что предшествовало рождению подвижника. Мы же несем на себе последствия не только своих грехов, но и грехов всего своего рода, где угодников Божиих, учитывая времена было не много. Да, у кого-то есть мученики, исповедники. Но сколько в нашем роду и богоборцев было! По этому мы вот такие – насквозь гнилые.

Я вспомнил сразу про то, как не одно и не два поколения сменяли одно за другим, чтобы от праведных Иоакима и Анны родилась на свет Божий Пресвятая Дева Богородица. Мы любим своих родителей и прародителей, но наш род иной и при всей любви к нашим родителям, они не Иоаким и не Анна. И мы не Прохор, ставший со временем преподобным Серафимом.

Оттого такой разрыв между акривией и спасительной для нас икономией, о чем другими словами и пишете Вы, отец Савва. Но каков бы ни был сей разрыв и наше несоответствие, правило это акривия, а не икономия. Икономия – это допустимое (индивидуально для каждого) отступление от правил, но не правило. Вот что следует всегда иметь в памяти.

Реальность, о которой пишет пастырь – это мы, не имущие сил соответствовать правилам и канонам. Правила – это то, что для нас недостижимо, но к чему мы должны стремиться всегда. Отказываясь от этих правил, что понесли наши молитвенники и наши же обличители – святые угодники Божьи, мы отказываемся от вектора, от стремления. Переписывая правила под себя, мы обрекаем нас самих на то, что и новые правила тут же станут для нас тем, к чему мы не готовы и что для нас вся так же неприступно. Не помню кто сказал, то слова эти звучат нам предостережением:

– Если общий градус духовности в обществе понижается, то и каждый по совокупности член общества свой градус духовности понизит.

Да, и в таком обществе будут святые подвижники. Но надо признать – они не мы. И их высокий градус означает лишь то, что наш градус окажется еще более низким. И если правила изменяются к худшему, то и общество изменяется к худшему. По совокупности.

Отец Савва Вы пишете далее:

« Мы люди верующие и очень тяжело переживаем сам факт нарушения канонов. Да, духовник может посоветовать, врач предписать, родители пожалеть, но – чувство вины остаётся, а это значит, что каждый пост для современного мирянина – это время не духовных упражнений, а, прежде всего, жуткого нравственного стресса – я не делаю, как положено, я нарушаю, я поступаю неправильно.
С этим бременем вины нам никак мириться нельзя, уже хотя бы потому, что православный человек и так во всем виноват. С чувством вины мы всегда как-то слишком усердствуем. Хотите в толпе безошибочно обнаружить верующую? Это легко. У обычной православной женщины такое выражение лица, будто это ее сын развязал Вторую мировую войну ».

Эти слова сильнее всех прочих ударили по моему пониманию вообще той веры, что видится мне спасительной.
Выражения лиц у нас, разумеется различные, обусловленные и обстоятельствами жизни и ситуационным моментом и самообладанием. Опыт наблюдения за верующими и за выражениями их лиц у меня, разумеется, много меньший, нежели у архимандрита Саввы, но и он не нулевой. Разные, отче, это лица случаются. И такие, как Вы привели в сравнение тоже. Но и в множестве другие: радостные, думающие, сопереживающие, сострадающие, плачущие и смеющиеся. Разные…

Но мне хочется сказать о более важном – о войне. Знаете, отче, а ведь если посмотреть на сердце, то и много более тяжкой выглядит то, что мы все без исключения сотворили и что творим каждодневно. Война, что развязал сын – тягчайший камень, что давит на мать и не оставляет прекратиться её слезам и сетованиям. Но если уж говорить за всех нас, православных, то это осознание много большей вины, нежели привели Вы в пример.
Горе матери велико, но все же не беспредельно, хотя бы по причине того, что раз совершенное её сыном имеет конец и отворено не ей.

Горе наше во множество крат сильнее: мы все каждый час развязываем войну, не наши сыновья, мы сами. И война эта не Вторая Мировая, а война Вселенская, иного масштаба. И более того- в этой войне мы всегда на стороне смрадных сил, в их полчищах. И более того скажу- верно это было с нами до принятия нами Святого Крещения, до воцерковления. А после иная картина складывается пред нами: мы в форме и с оружием на стороне добрых сил в этой войне, но постоянно изменяем своему командованию и своим же братиям по оружию – чуть только что и мы предаем свои позиции, становимся на сторону врага, внешне же сохраняя свою форму. Это горе столь сильнее того, о котором Вы пишете, что не имеет и сравнения с приведенным Вами.

Что же – подвить в себе это чувство вины? Смириться со своим предательством? Узаконить его?
Ни в коем случае! Если я не виноват в предательстве, но мне и не нужна благодать – я спасусь сам, без благодати, от дел. Ведь я не предаю, так, немного отрекаюсь – как и все- таковы реалии…

Не спасусь, отче! Сам не спасусь. Тем радостнее нам, православным, осознавать, что имея вину много большую той, что привели в пример Вы, мы все равно имеем спасение по благодати! Да, придется и потрудиться, да, жить нам с осознанием своей вины (а куда без этого? Нет вины – я не ничтожен, я имею вес и силу и значимость. А если так, то могу творить и без Бога), с осознанием безмерности этой вины. Но и с упованием на Милость Божью. Потому как если нет вины или не безмерна она, то и Милость Его нам в таком объеме не требуется.

Вы пишете, отче:
« Мне кажется, что настало время мирянам отдать свой долг, заимствовав всё важное и ценное у предшественников и учителей, взять на себя активную роль в церковной жизни, созидать и трудиться, смело и дерзновенно продолжать дело своих наставников ».

А что мешает нам это делать имея как руководство монашеский устав? Поверьте, отче Савва, много полезнее иногда не иметь сил соблюсти устав и тем самым и осознать свою вину и несоответствие, иметь стремление, вектор, указующий нам на тех, кто соблюл и много более того, нежели узаконить меньшее и иметь возможность соблюсти. Что даст нам такое «соблюдение»? Радость от исполнения? Но Вы же сами не можете не знать, что эта радость и не спасительна и обманчива – мы для себя, любимых, всегда сможем и причины обнаружить и написать такие правила, что сумеем соблюсти. И хотя мы и их в скорости перестанем соблюдать по свойству нашей природы, но при этом уже не будем иметь высоких ориентиров, устремляющих наш вектор в обители Горнии, а будем иметь горизонтальною прямую, что в Небо не устремлена (и которая также для нас станет неприступной).

И чтобы показать Вам, отче, сколь губительно изменять направление вектора, я Ваши же слова тут и процитирую…Вы пишете:

« Не правда ли, жизнь женатого питерского программиста сильно отличается от бытия средневекового палестинского монаха.
…мы восхищаемся Аристотелем, читаем Боэция и завидуем Алкуину, и никому не придёт на ум называть нас обновленцами ».
Эти слова еще нет, не заставляют. Но дух – тот дух, что подвиг Вас на написание этой статьи таков, что не в состоянии себя сдержать даже в малом. Вот и в Вашей статье его действия как взрыв – молниеносны и все с тем же вектором, уводящим от мира Горнего:

« Ритм жизни иной. Пища другая. Мы – другие. Мы дольше живём, больше читаем, чаще моемся, редко убиваем и нечасто ходим на казнь. У нас есть микроволновки, пылесосы и совсем нет крепостных ».

Как это правильно! Осталось бы добавить, что мы изменились, но грех остался все тот же…

« Нам всем известно, что Петров пост – это духовное упражнение для людей, которым не удалось понести Великий пост. Зачем же мне, великопостнику, держать еще и Петров пост? Рождественский пост и Успенский в древности соблюдали только монахи и то некоторых монастырей, потому что у каждого монастыря был свой собственный и постный и богослужебный устав, и это абсолютно нормально.
В Рождественский пост миряне постились лишь пять последних дней, а в остальные дни воздерживались лишь от мяса, вкушая молочные продукты. Было время, когда мирянам в Рождественский, Петров и Успенский посты разрешалось вкушать молочную пищу.
Почему бы не вернуться к этой практике? »

Вот он, дух этот не в силах себя не обличить и выстрельнул тут же!
Сколько не читаю наших святых отцов (наших, отче, наших, не только моих), все они безо всякого исключения говорят о том, что посты следует соблюдать. Говорят они это не только монахам, но и священству и мирянам. Польза от соблюдения сказанного ими есть – кому худо от поста? Духу лукавому, ему одному. Значит, нам польза, хоть в малой мере, но потрудимся.

Всего –то пару абзацев наверх – и обновленчества еще не было. А тут уже обнаружилось. Отче, любимый мой брат во Христе, скажите, кому будет лучше от такой практике, чтобы нам, мирянам, отказаться вовсе или сильно сократить многодневные посты? Кто получит пользу? Что может нам (разговор то не про полпроцента тех, кто не в состоянии воздержаться в значительной мере по причине крайних болезней) помешать кроме нашего бездерзновения и себялюбия отказаться от вкушения мяса, молока и в некоторые дни рыбы? Ничто, отче, только эти наши недуги. Так стоит ли их, недуги эти пестунствовать? Никак не стоит. А вот бороть их стоит и даже очень. И не великая беда, если мы, «подвижники», обнаружим, что за всей нашей ревностью мы не соблюдаем в должной мере те нормы поста, что еще пару веков были нормой даже для подросших детей, не говоря о взрослых? Ничего, кроме пользы от такого отрицательного сравнения не в нашу пользу мы не получим. Напротив- все ко смирению нашему будет. К пользе, значит.

Вы заканчиваете статью такими словами:

« Ведь пища стала другой, не правда ли? Вкушать рыбу, кальмаров, мидий и модные грибы – сегодня это роскошь, и не надо себя обманывать – это ведь жуткое уродство тратить на еду во время поста больше, чем в непостное время.
А все эти новейшие изобретения православного благочестия – «постные майонезы», «постные сметаны»? Разве это не безобразие? Или пост – или майонез! Зачем врать? »

И тут я и соглашусь с Вами и нет. Соглашусь с тем, что постные обманки это есть обман. Меня как-то духовник мой спросил, отчего я не употребляю в пост постный майонез. Я ответил ему:

– Оттого, что это обман. Зачем себя обманывать?

И да, это есть обман. Потому как пост это воздержание и усмирение, в том числе и своих гастрономических страстей, своего гортанобесия. Так как же мы его усмирять будем, потребляя по вкусу те же самые продукты? Сами себя только обманем.

Но не соглашусь с тем, что продукты изменились. Отче, продукты не изменились, изменилось наше отношение к ним. И если мы в пост начинаем тратить больше средств на продукты, то мы не постимся, даже если едим самые что ни на есть постные продукты.

Почему? Потому что это не есть ограничение. Ограничение начинается там, где возникает отказ. Мы отказываемся в первую очередь от потакания страстям и он того, что не является необходимым, стараясь различать необходимость (хочу есть. Наесться можно картошкой), желание (мне бы жареной картошки, отварную не хочу) и излишество (жареную, но с лучком, и чтобы с белыми грибочками..мммммм, вкуснотища!). И если мы не отказываемся от последнего и не боремся со вторым, то к посту мы еще не приступили. Правда, мы не приступили к нему даже если эту борьбу исполняем, но об этом я уже писал отдельно тут: «Апостольский пост. Слово к братьям и сестрам во Христе. : http://filin-dimitry.livejournal.com/160446.html)».

Простите меня, отче, если мои лова Вам покажутся нелепыми или если я не правильно воспринял Ваши слова и всю статью в целом. На то Вы и пастырь, чтобы мне указать на мои ошибки. Поверьте, если так случится, я с великой благодарностью восприму их в назидание.

Но и мои слова, отче Савва, Вы примите не как желание в чем то укорить пастыря, ибо не гоже овцам учить пастырей, но как проявление любви и как попытку нам всем верным и прямым путем устремиться ко спасению, которое имеем мы все по обетованию в Господе нашем Иисусе Христе, Которому Слава со безначальным Его Отцом и Пресвятым Духом во веки веков. Аминь.

С пасхальной любовью,
рБ Дмитрий

Источники:

http://pravoslavie.ru/73120.html
http://www.pravmir.ru/borba-s-postom-est-li-vyihod/
http://filin-dimitry.livejournal.com/181792.html